Майские пионы

Окончание. Начало в №127.

Вот и место взрывов. Удушливо пахнет горьковатым дымом, сизоватые клочья которого повисли на ветвях цветущих яблонь, иссеченных множеством осколков.

А под ними, среди обломков ветвей и комьев земли, раскинуты взрывами тела моих друзей-приятелей. Один из них – мой ближайший друг Толя Рево. Вокруг уже суетятся прибежавшие на звуки взрывов взрослые. С ужасом смотрю на безжизненное, такое дорогое мне лицо Толи. Оно пробито в нескольких местах осколками. Десятки других пронзили его тело, а один из них прошел прямо сквозь сердце. Многочисленные раны все еще кровоточат. Дорогой мой друг, он даже почувствовать ничего не успел. Его широко открытые прекрасные карие глаза, еще не успевшие потускнеть, удивленно смотрят в ясное весеннее небо. Не хочется верить в случившееся, кажущееся нелепым кошмарным сном.

Вскоре с громким плачем и причитаниями прибежала уведомленная кем-то о случившемся мама Толика. До сих пор в моих ушах стоит ее нечеловеческий крик. С болью и ужасом, но все еще надеясь на чудо, она осторожно приподнимает с земли и кладет себе на колени бездыханное и окровавленное тело своего младшенького, особенно любимого. Многие женщины отчаянно ревут, несутся громкие стенания и вопли родственников погибших ребят. То и дело подбегают все новые и новые люди, и каждый спешит удостовериться, нет ли среди погибших и раненых их сыновей. Убедившись, что на этот раз пронесло, не спешат расходиться, горестно вздыхают, выражают сочувствие и соболезнование матерям погибших ребят. Ужас охватывает от того, что убитым, при всем желании, уже ничем нельзя помочь… Вот примчался с маслозавода, где он был на смене, старший брат Толи. Он безуспешно пытается как-то успокоить маму, а сам тоже еле сдерживает рыдания, слезы струятся по щекам. Какое-то время спустя подъезжает телега. Тела ребят укладывают на нее и увозят в больничный морг. И вдруг я понял, что и я тоже должен был бы находиться среди них!

Остатки дня и весь долгий вечер до глубокой ночи я прорыдал в своем пустом сарае. Временами меня била нервная дрожь. Это было первое, но, увы, далеко не последнее большое горе в ряду несчастий, которые мне предстояло пережить за полную опасными происшествиями жизнь. Немного успокоившись, но продолжая всхлипывать, я тупо уставился на участок звездного неба, просматривающегося сквозь дыру в соломенной кровле сарая. Наверное, к этим далеким звездам теперь неслись души моих погибших друзей. Моя верующая бабушка убеждала меня, что умирает только тело человека, а его бессмертная душа уносится на небо, где попадает в рай или ад, в зависимости от поступков человека при жизни на Земле…

Через день на городском кладбище состоялись многолюдные похороны. Жутко вспоминать о многоголосом женском плаче с причитаниями над гробами и свежими могилами дорогих и любимых сыночков, с такими неимоверными трудностями сохраненных во время вражеского нашествия, но вдруг поверженных смертоносным оружием войны через четыре года после долгожданной Победы.

А Анатолий Шутов так до сих пор и не ведает, что оказался моим невольным спасителем: ведь я бы тоже непременно был в числе погибших. Опосредованными же спасителями послужили пионы, которые были так необходимы ему для завоевания благосклонности любимой девушки.

С того памятного дня миновало почти шесть десятилетий. И каждой весной в мае на моем столе неизменно появляется букет прекрасных пионов. Любуясь ими и вдыхая их приторный аромат, с горечью вспоминаю безвременно погибших друзей и то, что такие же цветы сохранили тогда жизнь мне, но, увы, не могли спасти от смертей и увечий всех нас – рисковых детей послевоенной поры.


7262