Роберту Рождественскому 20 июня исполнилось бы 80 лет. Один из наиболее ярких представителей плеяды поэтов-«шестидесятников», автор более полусотни книг, переведенных на многие языки, сценарист документальных фильмов, он стал властителем дум в годы оттепели, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Но настоящие ценители любят его стихи и сегодня, находя в них отклик на потребности души…
Его цитировали, его строчки порой становились весомым аргументом в студенческих спорах, лирической «составляющей» в обращении к даме сердца, мудрым напутствием ищущему путь в житейской суете. В 69-м, в бытность мою абитуриентом МГУ, довелось слышать, как любят своего земляка ребята с Алтая: будущие коллеги-журналисты читали, помнится, удивительно трогательное стихотворение Рождественского «Дочке»:
Катька, Катышок, Катюха - тоненькие пальчики.
Слушай, человек-два-уха, излиянья папины.
Я хочу, чтобы тебе не казалось тайной,
Почему отец теперь стал сентиментальным.
Доселе неведомые строчки подкупали искренностью, открытостью, оттого и волновали, их автор не боялся вот так откровенно говорить о своей любви к родному человеку, ему хотелось верить. Необходимость в неком «духовном гуру», оказывается, присутствует в нас всегда. Не потому ли «поэт в России больше, чем поэт» (во всяком случае, в те времена)? И не из того ли ряда глубоко лирическая песня «Желаю Вам», написанная тюменцем Юрием Гуляевым на стихи Роберта Рождественского?
На примере поэта в миллионный раз убеждаешься: диапазон настоящего мастера просто безграничен. И об этом он сказал точно и ёмко: «Мир стареет в былых надеждах, но сегодня, как и вчера, на плечах эту землю держат и несут на себе мастера!». Не боясь прослыть подпевалой власти, был настоящим поэтом-гражданином. Своими стихами он говорил о великой стране, о героях и простых людях, о грандиозных свершениях и делах малых. И потому не мог не заметить эпохального освоения соотечественниками Тюменского Севера. Он посвятил этому человеческому подвигу целый цикл стихов, участвовал в 1974 году в Днях советской литературы в нашем крае.
Пристально всматриваясь в суть сделанного Рождественским, вдруг отчётливо осознаёшь, что люди при жизни творца как-то не до конца могут охватить масштаб личности. А сегодня его поэтическое наследие, преодолев пространство и время, вполне самостоятельно заявляет о себе, поражая нас основательностью, подлинностью чувств и мыслей, образностью, богатством языковых красок. Хотелось бы привести некоторые строчки, которые показались мне удивительно современными, спустя десятилетия после их написания автором.
…Повезло с рожденьем, с Москвою, с тайгою.
Ибо – по морозцу, зимой залихватской, до сих пор бравирую сибирской закваской!..
Я – безоговорочно и бесповоротно – капля в океане моего народа.
Истовом, берёзовом, бурлацком, бунтарском!
В стонах и частушках. Счастье и мытарстве...
Ухожу распахнуто путём тысячевёрстным в песню, как в дороженьку по росам, по звёздам...
Это отрывок из стихотворения «О национальности» [1971-1973 годы], где Рождественский-патриот о своей любви к родной земле говорит искренне, честно, от самого сердца. А вот строки, посвящённые памяти Василия Шукшина, – они написаны в период между 1973-1977 годами:
До крайнего порога вели его, спеша, – алтайская порода и добрая душа...
Пожалуйста, ответьте, прервав хвалебный вой: вы что, узнав о смерти, прочли его впервой?!
Пожалуйста, скажите, уняв взыгравший пыл: неужто он при жизни хоть в чём-то хуже был?!
Поминные застолья, заупокойный звон...
Талантливее, что ли, стал в чёрной рамке он?!
Убийственно жестоки, намеренно горьки посмертные восторги, надгробные дружки.
Столбы словесной пыли и фимиамный дым...
А где ж вы раньше были, когда он был живым?
Чем не Лермонтов с его хлёстким «А вы, надменные потомки…»?
Поэт-провидец – это тоже Рождественский. Только он мог ещё в далёкие семидесятые годы так «очеловечить» машину, которую тогда называли по-нашему ЭВМ. Стихотворение называется «Программистам, обучающим ЭВМ»:
Проводов натруженные жилы.
Алгоритмов сомкнутая мощь.
Учится писать стихи машина.
Я не против. Я хочу помочь.
Я её программы не нарушу, одобряя стихотворный зуд...
Только мало – в рифму. Надо – в душу.
Рифмы рифмами. Не в этом суть...
Пусть же, как положено, вначале втиснутся в машинные зрачки уравненья счастья и печали, формулы удачи и тоски.
…Пусть она – хотя бы раз – застонет, ощутив бессилие своё.
Пусть почует жар нетерпеливый и запомнит как приказ: «Живи!».
Если б вся любовь была счастливой, не было бы песен о любви...
Поднимаясь на дыбы ершисто, собственный обозначая путь,
Пусть она единожды решится (не подумав!) сделать что-нибудь.
Пусть потом опомнится.
Остудит мозг несметный.
Но ему назло, проклянув себя, опять поступит глупо, нелогично и светло!
Спутает, что важно, что не важно.
Вымолвит: «Какие пустяки!...»
...Может быть, тогда машина ваша и напишет настоящие стихи.
