Как же я завидую тем людям, которые знают историю своей семьи и без труда могут восстановить генеалогическое древо. Мое древо, если бы я решилась его составить, было бы однобоким и куцым кустом – так неприлично мало сохранили сведений о предках мои родные. Да и эти скудные крохи, которые бережно храню в памяти, документально никак не подтверждены.
Мама только сейчас начала задумываться о том, какую непростительную ошибку совершила, не расспросив деда и бабушку обо всем, что сегодня стало так важно для нас обеих. Стыдно признаться, но мы даже не знаем, откуда родом бабуля. Остались только две могилки ее родителей в одной из деревень Свердловской области, а как до них добраться, и в какое конкретно село ехать, мама не помнит. Но сегодня мне хотелось бы рассказать о жизни моего деда, ветерана Великой Отечественной войны Евлампия Сидоровича Сугнина. Хотя это вряд ли его настоящее имя. Впрочем, обо всем по порядку.
Эта история покрыта такой тайной, что становится не по себе от того, что, к сожалению, мы, наверное, никогда не узнаем, где правда, а где ложь. Дед вообще ничего о себе не рассказывал, лишь иногда говорил моей маме и бабушке, что-то короткое и, на первый взгляд, не совсем важное. Именно эти обрывчатые сведения я сегодня и пытаюсь составить в одну, пусть маленькую, но целостную картинку.
Хотя объективно понимаю, что, скорее всего, той информации, какой я располагаю, не хватит даже на одну сотую полного изображения.
Итак, от деда слышали, что якобы после революции семью его родителей сослали из столицы за Урал. А куда именно – неизвестно. Также вроде бы один из родственников имел там золотые прииски. Но так ли это – пойди, проверь сейчас. Кроме того, остро стоит и вопрос о национальности. Вглядываясь в единственную сохранившуюся фотографию деда, пытаюсь понять, какая же все-таки кровь передалась мне по наследству. Миф о том, что он был евреем, до сих пор очень популярен в нашей семье. Об этом говорила бабушка. Хотя, глядя на мою маму, особенно на снимки, где ей чуть за тридцать, все сомнения, кажется, отпадают. Темноволосая, смуглая, черноглазая, со смоляными дугами бровей. Откуда бы ей уродиться в нашей семье, где, по словам бабушки, всегда были голубоглазые блондины. Соседка Роза Иосифовна называла маму ласково «бат» («дочка» по-еврейски) и приговаривала:
– Да ты же наша, я вижу!
Однако сам дед прямо никогда не говорил о том, что родился под звездой Давида. Зато рассказывал, что учился в православной духовной семинарии, из которой был изгнан с позором за то, что в Бога не верил. Но еврейскую версию косвенно подтверждают многие вещи, происходящие в нашей семье во времена деда. Например, он часто ругался на непонятном домашним языке, никогда не работал по субботам и всем запрещал, не ел свинину, внимательно следил за тем, чтобы на кухне пользовались разной посудой для готовки молочного и мясного, и так далее. Еще один миф, тесно связанный с еврейской версией – о смене имени. Бабушка утверждала, что дед говорил ей о том, что как минимум дважды за свою жизнь менял фамилию, имя и даже отчество. Зачем и почему – неизвестно. В поддержку этой информации мама вспоминала, как однажды дед посадил ее на колени, погладил по голове и сказал:
– Да какая же ты Петрова? Ты же Грунфест. Грунфестовская порода.
Конечно, никаких разъяснений после этого выражения не последовало.
Пытливый читатель спросит: «А что же это вы, милочка, ничего про деда узнать не потрудились, например, в архиве или военкомате?». Не поверите, но пытались. И я, и моя сестра. И узнали бы, если бы не еще одно обстоятельство. Во-первых, фактически мой родной дед мне никто, и маме моей он тоже вроде чужого дяди. Бабушка с ним была не расписана официально и в свидетельстве о рождении у мамы стоит прочерк в графе «отец». Отсюда и фамилия Петрова – бабушкина. Естественно, добывать какие-либо сведения о человеке, который тебе не родственник, весьма проблематично. Кто хотя бы раз с этим сталкивался, знает.
Так кем же был мой дед, и откуда он вообще взялся? Все, что мы знаем на сто процентов, это то, что, когда он вернулся с фронта, его направили бухгалтером в наш маленький уральский городок. Здесь он и встретил мою бабушку – рослую худосочную крестьянку с малолетним сыном на руках. Чем его, образованного мужчину, пленила безграмотная и не особенно красивая девушка – опять-таки загадка. Несмотря на то что дед потерял руку на войне, женщины не обделяли его своим вниманием. Но все случилось, как случилось.
Мама уверена, что любви между этой парой не было. У каждого был свой расчет. Бабушке было тяжело одной поднимать сына, а деду… нужна была прислуга. Тихая, безропотная и исполнительная.
Мама часто вспоминает, что дед вообще не был похож на других местных мужчин. Обедал всегда за сервированным столом, отлично управлялся с приборами и нещадно гонял бабушку за плохо отбеленные простыни и не накрахмаленные рубашки. В доме всегда было много книг. Дед скупал их везде, где предоставлялась такая возможность. Они занимали целую комнату. Каждую дед пронумеровывал и записывал в специальную книжечку. Где сейчас та библиотека? У кого из родни поднялась на нее рука – никто не сознается, но все это дедовское богатство как сквозь землю провалилось после его смерти в 1980 году. Однако все же две книги сохранились, одна даже с пометками, которые он оставил карандашом на полях.
О войне дед не говорил никогда. Только, когда выпьет, домашние слышали от него названия фронтов, где он воевал, и деревень, которые освобождала их рота. Руку он потерял в сражении на Курской дуге. Вот и все. Никаких наград у нас не осталось, равно как и документов, связанных с его службой. Все это дед хранил в портфеле на работе. Мама помнит, как перебирала его медали и слушала его рассказ о Курской дуге. Когда дед умер, а случилось это внезапно, о портфеле забыли, а когда вспомнили, то уже ничего не нашли.
Время трепетно хранит свои тайны и все дальше и дальше уносит от нас возможную правду, но я знаю, о чем буду рассказывать своим детям, когда они спросят меня о прадеде. Мне не важно, звали его Евлампий или Моисей, был он евреем, татарином или русским, скрывался от советской власти или просто стеснялся своей семьи. Я твердо уверена в одном: он был хорошим человеком, который бесстрашно сражался за свою родину и будущее своих потомков. Таким он останется в наших сердцах навсегда.
