Надо признать, что по части нравственности у нас в стране, мягко сказать, пока не очень. По статистике, сегодня в России на 100 тыс. молодых людей в возрасте 15-19 лет приходится почти 20 случаев суицида, что превышает мировой показатель в 2,7 раза. Самоубийства совершают дети и молодежь из разных социальных групп.
Наверное, пора остановить гонку за материальными ценностями и внимательнее приглядеться к подрастающему поколению, поразмыслить, что приводит ребят к трагическому финалу.
В последнее время в средствах массовой информации почти перестали говорить о патронатных семьях. А ведь я хорошо помню, какой был ажиотаж вокруг этой темы еще в 2007 году, какая шла оживленная дискуссия о плюсах и минусах такой формы решения проблемы сиротства! Но «декорации» неожиданно сменились: вместо патронатной семьи обсуждают ювенальную юстицию. Теперь мы все реже слышим о том, что сирот отдают в семьи, и все чаще, что детей забирают от родителей.
Одна из последних таких драм разыгралась в Архангельской области. Пятнадцатилетняя Кристина Серганова покончила жизнь самоубийством после того, как органы опеки отобрали её с двумя сестрами у матери и отправили их в детский дом. Следствию еще предстоит выяснить все детали трагедии. Но пока очевидны два провоцирующих момента: органы опеки перестарались в своем стремлении оградить ребятишек от «неблагополучного» детства, а в детском доме «прокараулили» ребенка.
Когда я услышала об этой драматической истории, мне сразу вспомнилось интервью, которое я брала в том же 2007 году у директора детского дома № 2 г. Тюмени Валерия Сергеевича Лебедева. Мы затронули вопрос о суициде в подростковой среде. Мой собеседник обронил такую фразу: «У нас есть такой ребенок…, мы все его стережем». Этими словами он показал свой профессионализм, компетентность, понимание детской души и высокую личную ответственность за судьбу ребятишек, доверенных ему и его сотрудникам.
Ничего подобного не наблюдалось в истории Кристины. По телевидению прошли какие-то размытые, обрывочные репортажи, показали взаимные претензии детского дома и тех деятелей, у которых рука не дрогнула отобрать девочек у вполне нормальной, по российским меркам, семьи. Записали телефонный разговор с одной из сотрудниц органов опеки, где слышно, как она смеется, когда её спрашивают, не чувствует ли она ответственность за смерть этой девочки. Прошло два дня, и все затихло, ребенка похоронили. А значит, можно ждать следующей подобной беды.
Но разве можно смириться с тем, что дети сводят счеты с жизнью? Когда взрослый, зрелый человек совершает суицид – это все-таки в большей степени его вина и его выбор. Но когда в юном возрасте добровольно уходят из жизни, это прежде всего – обвинительный приговор тем тетям и дядям, мамам и папам, воспитателям, учителям, которые окружают ребенка. По мнению психологов, самоубийства не возникают внезапно. Они являются последней каплей в чаше постепенно ухудшающейся ситуации. Это значит, что окружающие ребенка просто пассивно наблюдают за надвигающейся катастрофой.
В нашем, достаточно благополучном городе в октябре прошлого года 13-летний школьник совершил самоубийство по нелепой, как кажется взрослым, причине. Мальчик получил на уроке иностранного языка «неуд», учитель при этом сообщила, что аналогичную отметку он получит и за четверть. Подросток позвонил матери и услышал, что на каникулах он будет лишен прогулок. Тогда школьник отправил своей подруге прощальное СМС-сообщение и спрыгнул с крыши девятиэтажки. Кто сейчас расскажет, что творилось в душе мальчика?
«В России ежегодно происходит четыре тысячи попыток самоубийства среди подростков, оконченных суицидов – около полутора тысяч(!), – с тревогой комментирует складывающуюся ситуацию Павел Астахов. А сколько детей, которые ходят с мыслями о самоубийстве, кто их посчитает?
О чем говорит шокирующая статистика? Это, прежде всего, – крик души, последний упрек взрослым: что мы жестоки, равнодушны, бессердечны, что нам не важно, что творится в детских душах, а важны в первую очередь материальные ценности, отметки в школе, а органам опеки – есть ли компьютер в доме и витамины в тарелке. Как-то быстро мы забыли, что в военное и послевоенное время большинство детей воспитывалось в нищете и бедности, но никому в голову не приходило отбирать их по этой причине у живых родителей. Но именно те «неблагополучные» дети строили великую страну.
Может, хватит считать, сколько шуб купила твоя соседка, кто больше заработал или украл, в какую сумму обошлась Стасу Михайлову его свадьба в Германии. Может, хватит митинговать во имя «лучшей» жизни, хотя бы потому, что «лучшая» жизнь не сократит количество самоубийств. Не пора ли спросить себя, чему мы учим своих детей, какие расставляем жизненные приоритеты. Ведь именно от этих простых вроде бы вещей будет зависеть, какой выбор сделает ребенок в критической момент своей жизни.
