Безусловные отношения
Так получилось, что в ту осень из Беларуси в Тюмень я ехала через Челябинск. Зал ожидания был полупустой, выбрала местечко возле батареи и грелась. Рядом расположилась веселая компания: ребята пили пиво, закусывая хрустящими чипсами, и рассказывали анекдоты. Вдруг они обратили внимание на парня, сидевшего неподалеку.
– Ты чего такой грустный? Айда к нам! – позвали его. – И куда едешь, откуда будешь?
– Там, где был, меня уж нету, – отозвался тот сурово. Ноги широко расставил, спину выпрямил, зоркий взгляд сверкнул из-под голубого берета.
– Понятно, брат, прости.
Внезапно они притихли, а потом, будто виноватые за свое веселье, быстренько поднялись и гуськом вышли из зала. «Надо же, – удивилась я, – какая деликатность. Вот, значит, в каких случаях умолкают смех и матерная брань. Или на войну какое-то особое чутье нужно?». Молодой человек закашлялся. Я отвернулась.
Ехать от Челябинска до Тюмени пришлось автобусом. В салоне ко мне подсел тот самый парень в берете. Однако он был уже в другом настроении. Сказал, что едет к брату в отпуск, который «заслужил после наведения порядка в отдельных регионах страны». Между нами возникла некая доверительность. Я легко говорила ему «ты», и в его «вы» не было никакого отчуждения. Он достал из кармана вафли в блестящей обертке, протянул мне: «Берите». А я насыпала ему в ладонь орешков, которые покупала еще в Беларуси. Мы вроде бы подсластили нашу беседу, недаром же говорят, что, когда люди вместе едят, то обмениваются аурами и становятся ближе друг другу.
В автобусе громко, заглушая шум мотора, кавказцы что-то рассказывали друг другу на родном языке. Услышав звук речи, парень вздрогнул:
– Простите, – смутился он, – мне теперь лучше вообще с ними не встречаться. Нервы у меня, конечно, сдают.
– А в чем эти виноваты? Может, давно живут в Сибири, работают...
– Понимаю. Москалей ведь тоже не везде любят, но кто в яблоке червя увидел, осторожно есть его будет… А страна наша, знаю, на дружбе народов держится. Только теперь больше говорят о терпимости, толерантности, гармонизации межэтнических отношений… А слово «дружба» крепче и понятней. Западную Сибирь все народы осваивали и, если б не дружба, что б со страной-то было?
Он успокоился и стал смотреть в окно.
– Может быть, тебе помощь какая-нибудь нужна? – осторожно предложила я.
– Ничего мне не нужно, спасибо. Я теперь не пропаду. Я всех простил.
…Вдоль дороги проплывали бескрайние степи, затем показался смешанный лес, такой же, как в Беларуси, но только слишком запущенный: много поваленных деревьев. Поражали высоченные сосны и березы белоствольные, у нас не такие.
Автобус периодически останавливался то возле кафе-баров, расположенных в железнодорожных вагончиках, то на обочине у деревянных ящиков или столиков, на которых стояли кастрюли с пюре, сосисками, пирожками да чебуреками и термосы – с чаем и кофе. Ассортимент не богатый, зато горячий. Мы выходили, чтобы размяться и перекусить. На одной из остановок водитель взял две порции вторых блюд и, не расплатившись, пошел к машине.
– Так он же не расплатился! – заметила я, обращаясь к продавщице.
– Успеется, – улыбнулась женщина, – голодный он, не видишь, что ли? Пусть поест сначала, отогреется, а деньги потом отдаст.
Мол, накормить мужика, вот удовольствие, а деньги что?! Успеется… Мне стало неловко: чего это я «со своим уставом в чужой монастырь». Может, знакомы они…, но я уже знала, что для Сибири это совсем не обязательно.
В Кургане в автобус вошли студенты, яблоку упасть негде. Мой сосед сразу уступил место девочкам, и мне пришлось вплотную прижаться к окну, потому что одна из них усадила на колени подружку. «Гулия, – спрашивала она, – тебе удобно?». А та в ответ: «Спасибо, Дашенька, сидеть – не стоять». Так мило они и переговаривались всю дорогу. Ну, что тут особенного, спросите вы, а у меня сердце сжималось от их непосредственности. Даша держала Гулию на коленях так, как мать держит ребенка, крепко обхватив руками за талию. Без жеманства, наигранности, как говорится, не «на публику». И разговаривали они между собой будто и не словами вовсе, а интонацией, в которую вкладывали доброту, любовь и заботу.
Девчата пустили по кругу шоколадку и на мне остановились: «Это вам». Я растерялась, ведь чужой человек, иного возраста. Но чужих здесь, видимо, не бывает, тем более мы разделили общие неудобства и, значит, стали одной компанией.
Водитель включил магнитофон собственноручного производства. Я долго разглядывала эту черную коробку с проводами. Кассета с записями на все вкусы: Жанна Бичевская с романсами, Владимир Круг и Михаил Шуфутинский с шансоном и даже «Yesterday» группы The Beatles из альбома «Help!» 1965 года.
Вечерело. Водитель останавливался по любому требованию как на «выход», так и на «вход». Перед Тюменью в салон вошли трое здоровенных парней и попросили водителя: «Подбрось, браток, до столицы. Прокутились, ни копейки! Завтра заплатим втройне». И он спокойно так согласился: «Будь по-вашему». Я не поняла: а если не заплатят? Или он, не требуя платы за проезд, получал нечто большее? Например, чувство собственной значимости?
Зауралье и Сибирь открывались мне как-то по-особенному. А суть, вероятно, была в том, что от меня самой исходила некая настороженность, а от них, как от колокольного звона, шли вибрации полного доверия друг к другу. И то, что я другая, ничуть не мешало им воспринимать меня как равную себе, принимать «за свою». Моя замкнутость, какая-то внутренняя обособленность им ничуть не мешала, но я-то чувствовала разницу между нами. «Ну почему сама-то не готова каждого человека авансом воспринять как друга, брата? – спрашивала себя. – Конечно, я тоже могу не взять денег, помочь в чем-то, поделиться чем-то… Но по-другому, мной движет, скорей, осознание необходимости, такт, понятие вежливости, а ими – что-то иное, бездумное, неосознанное, безусловное. Любить, помогать, прощать, все – безусловно, от сердца. И водитель, может, сам не знал, почему так поступил».
Я попала в российское Зауралье как в какой-то очень благоприятный кокон. И в этом коконе было что-то потрясающе бесхитростное, теплое. И каждая встреча изумляла меня, как рождение бабочки.
До сих пор не пойму, почему, зачем, для чего мне были показаны такие взаимоотношения?
