Не так давно в Тюменский музей изобразительных искусств вернулась художественная классика: вместе с живописными полотнами из запасников извлекли и гравюры, которые разместили в отдельном зале, названном по старинному обычаю кабинетом графики. Поскольку бумагу нельзя долго держать на свету, экспозиция будет время от времени обновляться, что позволит показать немало интересных работ из обширной графической коллекции. Для начала сотрудники музея подготовили обзорную выставку, которая знакомит посетителей с историей развития гравюры в России.
Как вид искусства гравюра (то есть печать оттисков с рельефного рисунка) возникла в конце эпохи Возрождения, а в России распространилась при Петре I. Впрочем, еще в конце XVII столетия русские мастера из Оружейной палаты создавали гравированные иллюстрации к религиозным книгам. В ту пору гравюра была единственной техникой, позволявшей тиражировать изображения, и во многом выполняла функции современной фотографии, как художественной, так и репортажной, документальной.
Гравюра позволяла множить портреты царственных особ, героев военных баталий, с топографической точностью воспроизводить виды городов, детали национальных костюмов и военных мундиров. Иностранным художникам и граверам, приглашенным на работу в Россию, предписывалось брать учеников из местных, и уже в середине XVIII века заявили о себе такие самобытные таланты, как Евграф Чемесов, которого его наставник Г.Ф. Шмидт называл “подлинным гением в гравюре”.
В экспозицию включено несколько работ петровского времени, в том числе произведение Семена Матвеева, ученика француза Пикара, “Христос-отрок среди книжников”. Выбор темы сближает эту гравюру с работами русских мастеров XVII столетия, но подход к исполнению принадлежит уже новому времени. “Очень интересно видеть, как Матвеев старательно изображает прямую перспективу, как располагает персонажей в разных ракурсах”, – рассказывает автор выставки искусствовед Вера Субботина.
Натурой для портрета Петра I, созданного во второй половине XVIII века, послужила голова знаменитого Медного всадника скульптора Фальконе, выполненная его ученицей Мари Анн Колло. Фрагмент скульптуры зарисовал в свое время художник Антон Лосенко, и уже с этого рисунка французский мастер Анрикез сделал гравюру. Мы с легкостью узнаем в ней черты Петра. Но, интересно, что сказали бы на этот счет современники императора? Зато прижизненный портрет Екатерины II Антона Редига с оригинала Эриксена, некогда очень популярный, считается одним из самых достоверных. Рядом с императрицей – изображение Григория Орлова работы Чемесова.
Уже в XVIII веке среди высокопоставленных лиц вошел в моду обычай держать на письменном столе альбомы с гравюрами. Нередко в таких настольных папках оказывались серии городских пейзажей, например, “проспекты” Петербурга, запечатленного Григорием Качаловым. Это совсем не тот Петербург, который мы знаем: всюду “образцовые” петровские дома по проектам Доменико Трезини. На одном из листов – ничем не примечательный мост через Фонтанку, еще не успевший обзавестись знаменитыми конями Клодта. На соседнем – угол Невского и Мойки со Строгановским дворцом. Когда Качалов создавал эту гравюру, на месте дворца находился обычный двух-этажный дом. Но с появлением творения Варфоломея Растрелли изображение на гравировальной доске поспешили исправить.
Почти все работы XVIII века сделаны в технике резцовой гравюры или офорта. В первом случае рисунок прорезают на отполированной металлической пластине. При изготовлении офорта процарапанное изображение вытравливается кислотой. Резцовая гравюра отличалась большой трудоемкостью и требовала виртуозного исполнения. Но в тиражной технике важна быстрота, и в конце XVIII века немец Зенефельдер изобрел литографию: рисунок перед травлением уже не прорезали, а наносили на известняковую плиту жиросодержащей тушью. Первой в России литографией принято считать работу Александра Орловского 1819 года “Курдский кавалерист в военном костюме”. Примерно в тот же период гравюры начали раскрашивать. Карл Берггов подцветил акварелью изображение Зимнего дворца. Алексей Боголюбов раскрасил несколько литографий для альбома “Изображение действий Черноморского флота против турок”, предназначенного в подарок императору Николаю I. Мы видим корабли эскадры, запечатленные с фотографической точностью, драматические эпизоды сражений Крымской войны.
Пожалуй, гравюру, как никакой другой вид искусства, можно назвать изобразительной летописью истории. Возник в обществе интерес к народной культуре – и появилась серия Николая Сверчкова “Эскизы русского”, воспроизводящая детали отечественного быта. Благодаря ей мы можем познакомиться, например, с видами повозок, распространенных в XIX веке, или полюбоваться колоритной фигурой “Торговца печенкой” на гравюре Льва Белоусова.
Гравюра знакомила публику со знаменитыми людьми своего времени. Гравированный портрет Пушкина, сделанный англичанином Томасом Райтом с его же собственноручного наброска, считается последним прижизненным изображением поэта. Густав Гиппиус создал альбом “Современники. Собрание литографированных портретов”. Один из них – портрет государственного деятеля Виктора Кочубея – можем увидеть и мы.
В 80-е годы XIX века переживает расцвет книжная иллюстрация. Большими тиражами выходят произведения русских классиков, к иллюстрированию привлекаются ведущие живописцы. В их числе – Владимир Маковский, возродивший в России интерес к офорту. На выставке представлены его иллюстрации к “Сорочинской ярмарке” Гоголя. Офортом увлекался и знаменитый Иван Шишкин. В 1895 году издательство Адольфа Маркса выпустило альбом 60 лучших офортов художника. Несколько лет назад музей показал их все на отдельной выставке. Сейчас же зрители могут полюбоваться автопортретом художника и двумя пейзажами – летним и зимним. “Как фотографии”, – восхитился кто-то на открытии экспозиции. Неправда… Лучше – ведь, помимо удивительной реалистичности, эти работы одухотворяет поэтическое видение мастера. “У Шишкина ночи дышат”, – заметил когда-то Немирович-Данченко.
Старинная гравюра подобна чуду. Черно-белые изображения сотканы из тончайших штрихов, будто гобелены из шелковых нитей. Глядя на них, не устаешь поражаться, как за счет толщины линий и характера штриховки мастерам прошлого удавалось создавать форму и объем, передавать оттенки черного – от густого чернильного мрака до исчезающей бледной дымки, почти растворенной в белизне, тем самым творя и легкость воздуха, и шелковистую игру света и тени в складках бальных платьев, и тонкость черт, и живой блеск глаз. Своеобразным контрапунктом паутинчато-нежному искусству графики служат произведения литой скульптуры, куда более вещественные, но не менее изысканные и благородные.
