В нынешнем веке взаимоотношения машины и человека приобретают новые черты. Мы всё более и более начинаем уповать на механизмы, как бы заранее смиряясь со своей вторичностью по отношению к ним. Оттого, наверное, сельское хозяйство становится даже для жителей деревни всё менее и менее притягательным. Всё меньше деревенского люда держит коров, хотя, казалось бы, сам Бог селянину велел.
– Удивительное дело, – говорю соседу, – в советские времена как только ни давили частника, а от скотины своей никто не отказывался. Более того, на лугах запрещали косить – все опушки лесные, ложбины и ляги болотные литовками выкашивали. Всё лето на коровёнку, не жалея ни времени, ни здоровья, батрачили – и в радость это было, в удовольствие, потому как она –кормилица.
Корова и картошка есть – молоко и мясо будут, вот и на год жизнь обеспечена. В редкой семье не было мычащего, хрюкающего, блеющего подворья, а куры, утки да гуси – уж заодно. Отчего ж сегодня крестьянские дворы опустели, и на лугах, где раньше стада в сотни голов выедали траву до основания, ныне сиротливо торят тропы в буйном травостое лишь несколько десятков бурёнок? Питаются сельчане с магазина и, кажется, совсем забыли, что живут на земле, от которой неплохо кормиться можно.
– Не выгодно корову держать стало, – отвечает сосед, – расходов больше, чем доходов. Раньше быка на мясо сдал – мотоцикл взять можно было. А сейчас и сено не окупится.
– Но раньше сено руками косили, и было оно почти бесплатно, потому как труд на себя за труд никто и не считал. Так, заплатишь за вывоз да тракториста угостишь – вот и все расходы. А нынче сено в кооперативе покупают; в лучшем случае на свои покосы и косить, и в рулоны траву вертеть технику нанимают. И вывозить тоже. Вот и накручивается цена. А если бы, как раньше, руками косили и убирали, то и не было такой цены, – подытожил я и сразу же сильно засомневался.
Да кто ж сейчас руками-то косит? Мне дед рассказывал, до революции в их деревне каждое лето распределялись паи на лугу, где была самая лучшая трава. Многие мужики после распределения выкашивали свои наделы вручную, хотя и имели конные косилки. Чтоб травы больше взять. Была сила в людях, да и людей побольше было. И физический труд для них не в тягость, а в радость был.
Сегодня же, если ты и накосишь где, вывезти зарод тебе будет стоить немалых денег, может, лишь чуть поменьше, чем просто рулоны купить. Так что пропадёт твой труд без всякого смысла.
В тридцатые годы прошлого века выдернули деревню с корнями из прежней веками проверенной жизни, в девяностые – из жизни советской, к которой народ понемногу прирастать начал. Надежда на то, что крестьяне в одночасье станут фермерами, стоит их только освободить из колхозного рабства, не оправдалась. Часть населения деревень, и немалая, оказалась вне сельскохозяйственного производства и используется в лучшем случае в качестве сезонных рабочих. При современной технике, работающей на полях, потребность в рабочей силе снизилась до минимума, и деревня в том виде, каком она существует, по сути, сельхозпроизводителям не нужна.
На селе выросло поколение людей, чья молодость пришлась на девяностые – нулевые годы, не знающих, что такое постоянная работа. Они и личное хозяйство не заводят, стайки их стоят пустыми, огороды зарастают бурьяном. Живут такие семьи за счет детских пособий, помощи родителей-пенсионеров да случайного заработка. Случайного заработка на селе немало – население стареет, и пенсионеры сами уже дрова не колют, снег не убирают, огороды не копают. Да странное дело: найти желающих на эту работу с каждым годом всё труднее и труднее, так как привычка паразитировать, жить в своё удовольствие – сладко спать, вдосталь пить, не переутомляться, не изнурять себя физическим трудом – берёт власть над человеком, и он уже два раза подумает, прежде чем нагнуться за денежкой, лежащей у ног.
Найти жену-инвалида – счастье великое для такого молодца. Нашёл – и до конца жизни обеспечен, пенсии-то у инвалидов такие, что и зарплаты работающих перед ними меркнут. А детки пойдут – и на них пенсии будешь получать, знамо дело, чью породу они унаследуют. Угождай только законной супруге, не гневи её, а то рассердится и уйдёт, и тогда кончится твой маленький коммунизм.
Люди, не любящие крестьянский труд, были всегда. Достаточно вспомнить Калиныча из тургеневских «Записок охотника». Подобные чудаки водились и в нашей сибирской деревне. Их число варьировалось в зависимости от обстоятельств. Нынешние же обстоятельства таковы, что частное производство сельхозпродукции в непромышленных масштабах сокращается. Вполне ещё трудоспособные селяне, державшие от одной до трёх коров, по тем или иным причинам отказываются от них. Возможно, именно им, составляющим основную часть деревенского населения, и нужна поддержка государства. Даже не в плане выгоды экономической, о которой мы сегодня только и думаем: что рентабельно, а что нерентабельно – а мысля на долгосрочную перспективу.
В глобальном плане, казалось бы, абсолютно частный эпизод, отказ от содержания коровы – это разрушение культуры хозяйствования в деревне, изменение образа жизни, который потерять легко, приобрести же очень трудно, почти невозможно. В своё время, когда согнали крестьян в колхозы, их умения пахать, сеять, ухаживать за скотом оказались ненужными. Появились агрономы, зоотехники, ветеринары, бухгалтеры. Цепочка, когда знания передавались от отца к сыну, прервалась, как оказалось, навеки. Когда же в нашей стране заговорили о фермерстве, вдруг обнаружилось, что для восстановления частной доколхозной жизни нет главного – людей, владеющих навыками этой жизни. Неслучайно держатся на плаву и выживают на селе в большинстве своём крупные предприятия, прямые потомки колхозов-совхозов.
Культура личного подворья – это то немногое, что сохранилось до наших дней со времён частной доколхозной жизни. И весь парадокс в том, что она исчезает именно тогда, когда частной жизни дан зелёный свет. Исчезает от невозможности конкурировать с крупным машинным производством, от усталости деревенского народа, от его усыхания. Да, на полях работают удивительные комплексы, заменяющие труд десятков людей и машин, построены современные фермы, где несколько доярок обслуживают всё стадо. Но неужели непонятно, что деревня, наполненная населением, утратившим связи с землёй, – не лучшее наследие для будущего?