Андрей Шевцов родился в Тюмени. Окончил Тюменский государственный университет. Кандидат юридических наук. Преподаватель. Живет и работает в Тюмени. Публиковался в альманахе «Врата Сибири» (2005 г.), альманахе «Поэтический марафон-2007» (г. Екатеринбург), в газете «Тюмень литературная». Участвовал во Всероссийском совещании молодых писателей в Нижнем Тагиле в 2005 году и в интернет-мосте «Поэтический диалог» (Екатеринбург – Пермь – Тюмень – Челябинск) в 2007 г.
Стихи, на мой взгляд, обнаруживают в авторе гражданина, идущего от обличений к состраданию, болеющего за судьбу Отечества, мастера метафорической речи, зоркого художника слова, подмечающего мельчайшие детали бытия и не чуждого иронии…
А еще Андрей Владиславович – старинный (несмотря на молодость) друг и внештатный автор нашей газеты. Непременный участник традиционных майских велопробегов, посвящённых дню рождения «Тюменской правды», Андрей не раз читал свои поэтические строки в градах и весях сибирской сторонки, где наша команда останавливалась, чтобы поговорить по душам с читателями, найти героев будущих очерков и полюбоваться на малой скорости красотою малой родины…
Андрей ШЕВЦОВ
Ты поседела, Русь
Над полем – Русь, в загашнике – тревога:
Зачем дожди в косые купола?
И кто-то пьяный с мокрого порога
Дойдёт до поминального стола.
Утопит стопку в чёрном котловане,
Раскатит слёзы по кривой губе
И кинется захлёбываться в ванне,
С хрипотой причитая по тебе:
«Ты поседела, Русь! Ты поседела.
И не виски твои, глаза – как снег.
Пока старели юноши без дела,
Твои ладони грели этот век.
Узоры, ветки, завитки и смычки
Впечатались в сердитые сердца,
Сплелись в груди, как рельсы, перемычки
Ивана, Марьи, матери, отца»…
Без слёз моргает.
И в мозолях веки,
Хоть лад налажен и облюблен люд,
Мука с небес осыпалась в сусеки,
Гремит в геенне огненный салют.
Вошь вожделения…
Спасётся ль паства
От тонкой тени за худой стеной?
Как белый червь на щётку лезет паста,
И дышит ночь обугленной спиной.
Ты поседела, Русь! Ты поседела.
Зачем дожди звонят в колокола?
Зачем душа без края, без предела,
Спит на углу дубового стола?
Никто не знает, отчего так грустно,
Ты отпусти, печаль, нам надо, пусть…
Как свежий снег, на сердце что-то хрустнет,
Зачем ты с нами поседела, Русь?
Антракт
Собачки в городе голые, гордые,
без шерсти и без хвостов
носятся, как монгольские орды,
в поисках святых костров…
Мост – стрелой, река – по свитку,
в небе мандаринчик алый.
Дверь, как детскую открытку,
режет нож мемориальный…
Изогнут бомж, он тихо спит
безногим манекеном сломанным,
очнётся, в душу тянет спирт,
ведь слоганы все солганы…
…Маршрут 13-й. Слышали? Слышали?
Сегодня пятница, как на грех.
Сиденья – красными крышами
подкидывают женский смех.
В банке автобуса злой, как горошина,
милая девушка с пухлым лицом
улыбкой меня ни за что огорошила
и вышла, сверкнув обручальным кольцом.
Я – за нею, усталый и брошенный,
бью гробами-ботинками в такт
каблучкам, словно конь укокошенный.
Переход. Красный свет. Антракт.
Глаз зелёнкой намазали. Шасть –
побежали по солнечной улице:
я – электророгатому в пасть,
она – с красной пулей целуется…
Дурак
Поймаю сон, зажму в кулак и через речку брошу –
Бубнил на паперти дурак, сняв с головы калошу.
Глядел на мелочь, будто царь, и радовался свету,
Струилась огненная варь с небес по силуэту…
Ох, плавил воск родной народ, лез с поцелуем в доску.
Дурак крестил открытый рот; язык – как красный лоскут.
Сквозил засаленный армяк, и, сидя в талой каше,
Он кашлял – валенок размяк, светило солнце краше.
Блеснул на колокольне крест, и сердце отгорело ало…
Меж жёлтых луковиц, окрест плыло сияние. Пылало.
* * *
Распластана душа,
дай Бог ей сил подняться,
да вороны кружат,
их чёрных крыл – тринадцать.
Вся эта кутерьма
летит по спелым венам.
Я бы сошёл с ума
и тенью полз по стенам.
Но где-то на бегу,
пред самою одышкой,
я выдохну: «Угу»
и голову – под мышку.
Пусть снегом заметёт
брусчатку сизый вечер.
Моя душа цветёт
там, где её не встречу.
И жёлтая трава
застынет в белой скорби…
Ты, милая, права,
во рту гоняя «Orbit».
Ты думаешь: поэт
бессилен, безысходен.
Моя слеза в ответ:
мы с музыкой в разводе…
* * *
Темы нет. Есть только лампа,
И струится ржавый свет
в тапок, как в дырявый лапоть.
В светлый вечности момент.
Тело удержу на стуле –
пусть больнее и сильней
буквы жалят в мозг, а улей –
строки чёрно-белых дней.
Пышет лампа, пишет ручка,
я, нахохлившись, молчу.
В тёмном небе мышка-тучка
прошуршала к калачу,
Надкусила. С рваным боком
месяц вышел на мороз.
Я застыл – суровым оком
к толстому стеклу прирос.
Вербное
Быть поэтом, даже самым первым –
В том немного счастья для души.
Я б расцвёл мохнатой мокрой вербой
В сумраке сиреневой глуши.
И взирал, как праздничное утро
Золотится в белой дымке вод,
Как восход, потягиваясь трудно,
Вдруг раскроет красноватый рот.
И желал, чтоб неумытый странник
Срезал ветку дрогнувшей рукой,
А заря, как огненный охранник,
Сторожила пристально покой.
И ещё – на маленьком окошке,
Милая, в кувшинчике с водой,
Я б проклюнул светленькие рожки,
Упиваясь встречею с тобой.
* * *
Осенний медленный закат,
в сухих ветвях трескучий ветер,
и туч могучий перекат
в потустороннем алом свете…
Овраг в огне… Огни, огни,
гудят стволы, стреляют сучья,
Но вот одни угли, угли,
Да ночь, да темнота, да туча…
А дни, как листья, сожжены,
земля чуть дышит, камень в коме,
и нет ни друга, ни жены,
нет ничего, пожалуй, кроме…
Осенний меркнущий закат,
в сети ветвей трепещет ветер,
и туч могучий перекат
гуляет, плещет по планете.