В прошлый раз я пытался показать, что за критикой президентом Медведевым системы управления страной стоит, если хотите, лишь скелет государства без мышц. То есть без современных и отлаженных механизмов-институтов. Причем скелет деформированный. Вот о подноготной этой деформации и поговорим.
Справедливости ради скажу, что властям новой России от СССР достались в наследство руины государственной машины. Партия коммунистов эксплуатировала свою вертикаль власти до упора, заведя империю в тупик. А в начале нового века советская вертикаль возродилась, словно феникс из пепла. Однако история повторяется, как фарс. У реформаторов возобладала идея: если возродить класс собственников и раздать им предприятия, то «невидимая рука рынка» сама, без специальных усилий и механизмов государства, расставит всё и всех по экономическим угодьям. Напомню, что авторство идеи принадлежит Адаму Смиту, который из «Евгения Онегина» известен даже школьникам. Раз, два – и наши реформаторы рванули с низкого старта! Но даже главное – закон о неприкосновенности частной собственности – не принят до сих пор. Думаю, намеренно.
А ведь на Адаме Смите свет клином не сошелся. Уже в Средние века понимали, что перед государственной машиной стоят две крупные задачи: создание дохода и его распределение. Но если «прежде это чувствовали, то теперь мы это знаем из науки». Тем не менее страна до сих пор лишена внятных институтов: единых для всех игроков правил игры и условий их выполнения.
Обо всех институтах в газетной колонке не напишешь, однако важнейшие не обойти. Например, в начале промышленной революции ХIХ века родился афоризм: «Бедность вредит бизнесу». Американские экономисты аргументировали тезис, что непрерывное повышение относительной цены труда – сильнейший стимул механизации, а в наше время – инноваций. Невыгодно держать армию высокооплачиваемых рабочих, лучше заменять их новыми малолюдными технологиями. Это влечёт новый виток: повышать квалификацию оставшегося персонала, а значит – и его ценность.
Тогда же, в Америке ХIХ века, государство установило минимальную зарплату как экономическую категорию. Это потянуло важнейшие последствия. Во-первых, более равномерно распределялся экономический «пирог», что способствовало его росту. Ведь люди смогли больше покупать, стимулируя производителей. Во-вторых, эта стратегия создавала хорошие стартовые условия развития промышленности и «фордизма». Словом, знаменитый афоризм: «То, что хорошо для «Дженерал Моторс», хорошо и для Соединенных Штатов» – имел совсем иной смысл, нежели вложенный в него советскими идеологами. На самом деле стратегия выстраивала механизмы положительной обратной связи. Совмещая частные и коллективные поиски увеличения прибыли, зарплату сегодня в развитых странах довели до 70% ВВП.
В России доля зарплаты, по разным подсчётам, составляет 30-50% ВВП. По сравнению с СССР, где эта доля была около 15% (без фондов общественного потребления), сдвиг огромный. Появился и закон о «минималке». Правда, этот институт пока пародийный: средняя зарплата в стране около 20 тысяч, но рабочие сплошь и рядом получают 6-7 тысяч рублей, а директора нередко – за миллион. Ну и зачем директору с такими доходами хлопотать об инновациях, если он может нанять дешевых работников или гастарбайтеров?
Вот другая важнейшая задача государства: инфраструктура. Средняя скорость перевозки по нашим дорогам не превышает 280-300 км в сутки, а в ЕС она перешагнула за 1000 км. В Европе транспортные расходы менее 7%, а у нас достигают 16-20% себестоимости продукции, поскольку черепашья скорость заставляет сжигать топлива на 35-40% больше. С начала века себестоимость перевозок выросла в четыре раза, издержки строительства дорог – до 4,5 раза, а ввод снизился втрое, до 2 тысяч км в год. При таких темпах Россия будет догонять Китай по протяженности дорожной сети 500 лет, а Бразилию – 250 лет. Правительство обещает удвоить темпы к 2020 году, значит, Китай с Бразилией мы догоним быстрее, что не может не радовать.
На железных дорогах не лучше. Резко упало качество строительства и ремонта. Это снизило надежность основных путей до показателей СССР 60-х годов, а износ парка грузовых вагонов довело до 65%. За последние 10 лет средний тариф вырос в 3,7 раза, что помогло РЖД в прошлом году показать рекордную прибыль. Нынче монополия клянчит повысить тарифы. С каких это щей? И без того стоимость проезда в вагоне догоняет цены авиабилетов.
Однако хватит. Вернувшись к нашему Адаму Смиту, мы увидим, что в молодости и он выступал за государственную поддержку отдельных отраслей. Она вовсе не сводилась к примитивной финансовой накачке производителей, как в России во время кризиса. Цель была иной: возникновение «общего блага». Оно подразумевало объединение усилий разных звеньев: от специализации орудий и знаний до развития сложных технологических систем. Только такой подход порождал системный эффект, синергизм, основанный не на сложении, а на умножении усилий. Интересно, что сторонники «общего блага» уже в XVI веке воспринимались врагами тиранов. Не потому ли, что возникновение эффективной экономики, повышающей благосостояние граждан, превращало тиранов в бессмысленные фигуры?
К сожалению, с годами Адам Смит от традиции Ренессанса, в центре которой стояло производство, мигрировал к концепции, ядром которой был обмен. Однако еще в Средние века экономисты вынесли из опыта человечества, что обмен одних промтоваров на другие – это «хорошая торговля» для обеих сторон, а вот экспорт сырья и импорт промтоваров – «плохая торговля». Но Россия продолжает на ней паразитировать, и конца этому не видно. После кризиса подскочили нефтяные цены, и Минфин порадовал исчезновением бюджетного дефицита. Правда, без нефтяных доходов, которые только подстегивают инфляцию, дефицит нашего бюджета рекордный – 13% ВВП!
Обилию нефти и газа можно бы порадоваться, но вся штука в том, что «плохая торговля» не порождает «общее благо». А возвращение страны к сырьевым отраслям равнозначно тому, чтобы, по выражению одного экономиста, загнать её бомбами в каменный век. Народы, не способные зарабатывать на жизнь знаниями, могут выживать, только насилуя окружение. Не потому ли власти России старательно ищут врагов?
Американские оппоненты Смита еще в XIX веке не без ехидства спрашивали: каким образом его теория объясняет экономический рост? Откуда возьмется больше костей, если вы только и сделаете, что научите собак обмениваться ими и заключать контракты? Хотя Смит и говорил про «общую тенденцию вещей к улучшению», однако эти улучшения у него сваливаются на человека, словно манна небесная, а не в результате сознательных усилий. В том числе – и государства.
Ещё Френсис Бэкон в начале XVII века, не говоря уж о современных мыслителях, описывал развитие общества под влиянием нового знания и изобретений. А вот Смит, по мнению современного крупного экономиста Эрика Рейнерта, в своей основной книге «Богатство народов», которую штудировали и наши реформаторы, игнорирует роль и знания, и институтов государства. Эта новая теория Смита, пишет Рейнерт, и привела к «печальной науке» Мальтуса о перенаселении Земли. А Пол Самуэльсон, еще один классик, почитаемый нашими экономистами, довёл идеи Смита до абсурда: в числе факторов производства он признавал только человека экономического, участвующего в обмене. А человек-изобретатель вместе с государством из теории Самуэльсона вылетел. К этому случаю подходит высказывание философа Ортеги-И-Гассета: «Существует множество способов творить историю – почти столько же, сколько разрушить её».
Вправду ли Смит верил во всемогущество своей «невидимой руки»? Например, справедливо распределять доходы? Его аргументация сегодня вызывает лишь смех, а у многих – горький. Смит утверждал, будто возможности богачей потреблять ограничены, и потому они вынуждены делиться с бедными, Да, такие богачи есть и сегодня, но – единицы.
Странно, что в «невидимую руку» российское правительство верит до сих пор. Это видно по тщательному следованию установкам «Вашингтонского консенсуса»: меньше государства в экономике. Мне могут возразить: что ты пишешь, если в России госкапитализм?!
Это правда. Но такое участие государства в экономике и есть его извращенная функция. Тем более что госкорпорации, розданные узкому кругу друзей, затевались как полностью закрытые не только от контроля общества, но и государства. В прошлом году президент Медведев поручил реорганизовать госкорпорации в открытые акционерные общества. Как и большинство поручений президента, это тем более исполняется ни шатко ни валко. Еще бы: ведь на кону огромные активы и деньги!
Когда власти избирают для государства ложные задачи, бремя этих ошибок распределяется неравномерно. В течение столетий, когда кровопускания применяли при любых болезнях, хуже всего приходилось не врачам, а больным. Так и от установок «Вашингтонского консенсуса» страдают не развитые, а бедные страны.
Разнообразие биологических видов – главное условие устойчивости природы. Точно так же качество и профессиональное разнообразие деятельности населения, возможно, главный фактор, определяющий жизнь нации. Этого разнообразия без эффекта «общего блага», а значит, и грамотного вмешательства государства, не получить. За 20 лет существования новой России от преобразований выиграло лишь 20% населения. Столько же осталось при своих, а вот остальные 60% потеряли вчистую.
На меня сегодняшняя Россия производит странное впечатление. С одной стороны, она списывает с Запада законы, до которых общество не доросло, и они не работают. А с другой, словно неразумный подросток, набивает синяки да шишки, игнорируя вековой опыт государств в управлении экономиками. Так что куда заведет Россию «невидимая рука» Адама Смита – большой вопрос…
В начале промышленной революции ХIХ века родился афоризм: «Бедность вредит бизнесу».
