Беседы с академиком Абелом Аганбегяном
Окончание. Начало в №№ 82, 87, 92, 97.
Если бы директором был я…
– Если ты оставляешь меня всемогущим директором, – поддержал нашу игру Абел Гезевич, – то я вернусь к укрощению инфляции. Экономика – такая хитрая штука, что в ней всё взаимосвязано. Например, очень большую лепту в рост инфляции вносит советская модель социальной сферы, поскольку она сильно зависит от расходов бюджета. Если её не реформировать на рыночных основах, о чём мы уже говорили, то вряд ли перейдем и к низкой инфляции.
Главное препятствие здесь – позиция монополий, особенно государственных. Эти «священные коровы» исповедуют пагубную и для страны, и для себя идею: лучше производить меньше, но продавать по высоким ценам, чем производить больше, но продавать по низким ценам. Высшее руководство страны не потакать должно монополиям, а мобилизовать все силы на борьбу с их жадностью. Другого выхода нет.
Ещё три фактора способствуют инфляции. Это укрепление рубля к доллару и евро. Это дефицитный федеральный бюджет. И это вливание в народное хозяйство дополнительных средств на антикризисную программу. Здесь не грех использовать опыт других стран, которые много лет живут с 3-процентным дефицитом бюджета, имея инфляцию 1-2%.
Важно помнить, что высокая инфляция за годы кризиса сократила реальные доходы и без того бедных людей на 15-20%. Здесь есть вещи, лежащие на поверхности. Почему в урожайные годы не дешевеет хлеб и другие мучные товары? Почему, когда упали цены на нефть, не снизили стоимость билетов «Аэрофлота», которые и без того дороже, чем на более комфортабельных зарубежных авиалиниях? Почему Москва – один из самых дорогих городов мира? Ни один подобный факт не должен остаться без детального разбирательства с непременным информированием общественности и баснословно высокими штрафами с монополий, устанавливающих заоблачные цены, и муниципалитетов, ограничивающих конкуренцию. Только эти меры вдвое снизят инфляцию и ставки по кредитам.
Однако для скорого выхода из стагфляции этого мало. Нужно увеличивать объемы производства. И здесь у нас возможности просто непомерные. Возьми малый бизнес. До кризиса, по данным статистики, в этой сфере было 13% трудоспособных. Видимо, еще столько же скрывалось в тени. Массовое обследование весной 2009 года показало, что треть предпринимателей закрывается, а десятая часть уже обанкротилась. Кстати, около 20% опрошенных отметили ужесточение административного давления и учащение «откатов» при выдаче кредитов. И это – в кризис! Не удивительно, что у нас малым бизнесом занято около 20% населения, и доля эта много лет не растёт. А в развитых странах средний показатель равен 50-60%, в Японии и Италии – даже 70%!
– Чем еще хорош малый бизнес?
– У него колоссальный потенциал динамического роста. Только малый бизнес способен мощно и быстро откликаться на мало-мальское улучшение условий. Вот в 2007 году административное давление немного ослабло, кредитование чуть-чуть выросло, и сразу оборот этих предприятий увеличился на 3,5 трлн рублей, а число занятых – более чем на 700 тысяч.
В развитых странах малый бизнес дает до половины прироста ВВП и считается оплотом среднего класса. Если нам пока ориентироваться хотя бы на треть прироста ВВП за счет этого сектора, то, значит, и направлять туда надо не менее трети всей антикризисной помощи государства. Но пока эта помощь, по нашим расчетам, не превысила 10%.
Другой важный аргумент. Нам придется производительность труда поднимать, иначе страна просто не выживет. Высвободятся миллионы человек. Кто их займёт? Здесь опять же нет альтернативы малому бизнесу. У людей выросли бы доходы не только за счет собственных усилий, но и потому, что наемные работники в малом бизнесе освобождаются от значительной части подоходных налогов.
Далее, в развитых странах на долю «малышей» приходится до половины всех инноваций. В США, например, малый бизнес реализует в пять и более раз инноваций, чем крупный. Затраты малых фирм в «ноу-хау» в 24 раза выше того же показателя крупных фирм! В России же малых инновационных фирм в десятки раз меньше по сравнению с другими странами.
Сейчас в бизнес идет новое поколение, которое стремится к долгосрочным целям: занять свою нишу, а не сорвать крупный куш на спекуляциях. Это надо учитывать и создавать соответствующие условия. Тем более что при удаче малый бизнес довольно быстро перерастает в крупный. Самые трудные первые три года: две трети банкротятся, организаторы теряют деньги. Поэтому во многих странах в этот период они не платят никаких налогов. Мало того, у таких семей сокращается подоходный и налог на недвижимость. Да и государство в лице региональных властей создает бизнес-инкубаторы. По низким расценкам предоставляют помещения предпринимателям, выделяют бизнес-консультантов, бухгалтеров, маркетологов, организуют бесплатные курсы по ведению бизнеса.
Дополнительные льготы и помощь получает инновационный малый бизнес. Это технологические инкубаторы, парки, многочисленные гранты, конкурсы перспективных разработок, венчурные фонды поддержки многообещающих проектов и так далее.
Нужна отдельная пятилетняя программа развития инновационного малого бизнеса. С учетом зарубежного опыта Аганбегян предлагает на три года освободить его от всех налогов, а с четвертого года ввести упрощенную схему обложения, подняв планку размеров предприятия до 400 млн рублей или до 100 работающих. Продумать меры государственной поддержки. Например, в стране огромное количество пустующих складов и офисов. Почему бы государству не купить их и не организовать там инкубаторы со всей инфраструктурой?
Из средств ЦБ выделить малому бизнесу один трлн рублей на кредиты до года по ставке 10-12%. А кроме того, облегчить кредитование в размере 300 млрд рублей до 3-5 лет при ставке 8%.
Настало время учредить и специальное федеральное агентство по развитию малого бизнеса, и его структуры в регионах. Последним установить динамичные стандарты. Например, до 2015 года приращивать количество малых предприятий на 2% к численности населения. Наконец, пора принять специальный закон, запрещающий административно угнетать малый бизнес. Одних пожеланий не кошмарить его – мало.
Я считаю, говорит Аганбегян, что количество малых предприятий в ближайшее время могло бы вырасти до пяти миллионов с числом занятых 25-30 миллионов.
Далее Аганбегян вернулся к строительству жилья. Мы здесь занимаем позорное 80-е место среди двухсот стран. В Западной Европе на душу приходится, в среднем, 40-60, в Америке даже 70, а в России – 21 кв. м. К тому же 40% нашего жилья – с «удобствами» во дворе. В нормальных странах его считают не пригодным для постоянного проживания. А если учесть наличие гаражей, Интернета, кондиционера, современной телефонной связи и прочих элементов, то мы по качеству жилья отстаем от Европы в 4-5 раз, а от США – в 6-7 раз.
Хуже всего то, что в 2008 году мы ввели 0,45 кв. м на человека. Это вдвое меньше, чем во многих развитых странах, даже 20 лет назад мы строили больше. Нам нужно вводить втрое больше: не 60 млн кв. м, а как минимум 200 млн. Даже при таких темпах, с учетом замены ветхого и некомфортного жилья, мы только лет через 30 приблизимся к нижней границе ведущей «семерки» стран.
Помимо создания человеческих условий жизни людей, эта отрасль, наряду с автопромом, раскручивает весь маховик народного хозяйства. Каждый рубль, вложенный в строительство жилья, тянет за собой еще пять рублей в смежные отрасли, а также в территориальную и социальную инфраструктуру.
Но добиться таких результатов страна сможет, только реорганизовав всю отрасль. Во-первых, строительство односемейных домов и таунхаусов целесообразно довести до 80%, а многоквартирных домов сократить до 20%. Для этого, во-вторых, отказаться от ДСК полувековой давности и перейти на современные конструкции из готовых панелей, которые изготавливаются на полуавтоматизированных заводах с типовой производительностью до 200 тыс. кв. м в год. Такой завод, спроектированный и построенный под ключ смоленским научно-производственным объединением «Арсенал», обходится в 180 млн руб. Средняя стоимость малоэтажного жилья из его конструкций падает до 500 долларов за 1 кв. м. Дом перевозят две фуры, а три человека собирают за два месяца. Конечно, эти работники должны обладать высокой квалификацией и культурой, иначе такие дома в российском климате скоро развалятся.
Но пока люди не способны покупать даже дешевое жилье. Единственная надежда на то, что если мы выйдем на 200 млн кв. м к 2016 году, доходы людей вырастут на 25-30%, а инфляция упадет хотя бы до 5%. Вот тогда можно запускать массовую ипотеку.
Если мы вот так, шаг за шагом, будем модернизировать все отрасли, то со временем доля нашей инновационной продукции в валовом продукте с позорных 5% значительно вырастет.
Однако все эти и другие предложения останутся словами, если, наконец, не будет принят специальный закон о неприкосновенности частной собственности.
– В ваших научных работах, Абел Гезевич, целая программа действий для правительства. Однако у меня складывается впечатление, что оно не прислушивается к советам экономистов…
– Отчасти мы сами виноваты. Академия наук замкнулась, она не принимает в свои члены представителей других школ, например, Института Гайдара – ведущего в экономической науке. Но теперешнее правительство лучше стало относиться к экономистам – предыдущее в упор их не видело. Президент страны под своей эгидой создал Институт современного развития.
С другой стороны, в нашей стране нет такой традиции, как, например, в Америке. Там у президента не один советник, а совет советников из профессуры ведущих университетов. И президент раз в неделю с ними встречается, каждый раз обсуждается какой-то конкретный вопрос. У нас же научное обеспечение деятельности членов правительства очень низкое.
– Мне иногда кажется, что Россия никогда не выберется из череды кризисов, а то и вовсе может исчезнуть как единое государство…
– У меня такого ощущения нет. Но я вижу, что среднесрочная перспектива плохая, мы перешли на новую траекторию роста, очень низкую. Правда, сейчас высокие нефтяные цены помогли выбраться из дефицитного бюджета, но ведь мы ухитряемся трансформировать этот подарок рынка не в экономический рост, а в инфляцию. Рубль укрепился почти на треть, это тормозит импортозамещение, да и просто рост производства. Китай все последние годы специально для этих целей держал слабый юань, а у нас почти повторяется предкризисная ситуация, из которой не извлечены уроки.
Прогноз – дело неблагодарное. Но, по моему мнению, кризис, вероятно, лет на пять затормозит развитие страны. Надо не только говорить – пора энергично переходить к инновационной модели развития.
– А чего не хватает: денег или квалифицированных людей?
– Нет программ! Нормальных программ!
– Но ведь программы составляют люди. Что – специалистов высокого класса до этого не допускают или таковые в стране вывелись, а остались одни менеджеры по разруливанию финансовых потоков?
– Не могу сказать, не знаю. Может, чувство наживы все перечеркнуло… Но уровень нынешних руководителей просто несопоставим с советскими временами...
– Спасибо за беседу.
