Корректора Зинаиду Федоровну в редакции побаивались. Хрупкая старушка говорила прокуренным басом и могла посмотреть на человека с таким убийственным презрением, что журналисты постарше бледнели, а молодые и вовсе теряли дар речи.
Презрению со стороны Зиночки (так ее за глаза называли) подвергались все пишущие и говорящие двуногие, имевшие неосторожность допустить в своих текстах и устных тирадах хоть малейшую смысловую или любую другую ошибку.
– Милочка! – восклицала Зиночка. – Кто обучал вас русскому языку? С такими познаниями вам противопоказано работать в газете!
Никто не знал точного возраста нашей корректорши, но поговаривали, что ее привлекал к работе над толковым словарем еще сам Владимир Иванович Даль, а также бессмертные Ушаков и Ожегов. Легендарную Зиночку знали не только во всех местных СМИ, но и в солидных столичных издательствах. Бойкая и принципиальная, а главное – безупречно грамотная старушенция успевала прочитывать уйму газет, журналов и книг. Практически во всех обнаруживала крупные и мелкие ошибки, а то и скандальные ляпы, за которые в былые времена виновных непременно ставили к стенке. Главный редактор одной весьма уважаемой московской газеты, на страницах которой Зиночка обнаружила рекордное количество ляпов, на полном серьезе пригрозил уволить всех дармоедов и принять на работу ее одну, с окладом чуть меньше своего.
Доставалось от Зиночки и внештатным корреспондентам, и случайным посетителям, которых всегда в избытке в коридорах любой редакции. Абсолютный слух Зиночки позволял ей запеленговать неправильную фразу или слово на таком расстоянии, что позавидовали бы акустики на современной подводной лодке. При этом на качество восприятия не могло повлиять даже реальное соседство рабочего кабинета корректоров с туалетом, где постоянно захлебывался в потоках ржавой воды многострадальный унитаз и утробно рычал, истерически визжал и пьяно бормотал не поддающийся ремонту кран.
– Поймите, уважаемый, нельзя говорить «краткий брифинг», «юный вундеркинд» и «первый дебют», – терпеливо объясняла Зиночка начинающему, но с большими амбициями автору. – Чтобы текст был правильным, надо самому много читать, и желательно – классиков!
– Представьте, прихожу на рынок, а там, на мясном прилавке, табличка: «Филе сердца говядины», – сокрушалась наша неугомонная хранительница великого русского языка.
За долгие годы работы Зиночка ни разу не воспользовалась больничным, хотя разные там сезонные простуды и диковинные заморские вирусы тоже не обходили ее стороной. Бывали дни, когда воздушно-капельная атака шла по городу в полный рост и широким фронтом, импортная зараза словно выкашивала половину сотрудников газеты, и ребром вставал вопрос о невозможности выпуска очередного номера. Но ровно в десять утра Зиночка непременно оказывалась на своем рабочем месте, а еще через пять минут раздавался ее приглушенный стон, полный досады и разочарования – это означало, что в набранном тексте вновь обнаружены ошибки.
* * *
И все-таки однажды Зиночка расхворалась не на шутку. Она позвонила ответственному секретарю и слабым голосом сообщила, что не сможет прийти в редакцию из-за высокой температуры.
– Не волнуйтесь, Зиночка Федоровна! – успокоил ее ответсек. – Лечитесь себе спокойно, а мы тут как-нибудь справимся! Да и коллеги утроят бдительность!
– Обещайте, что при малейшем подозрении на ошибку или сомнении в правильности изложения мысли вы обязательно мне позвоните! – настаивала Зинаида Федоровна.
– Непременно! – заверил ответсек. Положил трубку и проворчал: – Можно подумать, будто она одна переживает за газету. Мы тоже не лыком шиты!
Кое-кто в редакции давно вынашивал идею сократить штатную должность корректора. Дескать, с этими обязанностями вполне справляется умная компьютерная программа. Да и кому, скажите на милость, нужна чересчур независимая, въедливая и смелая в суждениях бабуська, пусть и на редкость грамотная, но унижающая всех остальных одним своим присутствием.
Гром грянул уже на следующий день. На первой странице свежего номера, в заголовке, вместо слова ВЫКУП красовался ВЫПУК. Традиционная рубрика на третьей полосе превратилась в «опОрос читателей». К обеду телефон редактора раскалился добела: звонили из департаментов, из общественных и депутатских приемных, из рекламных агентств, адвокатских контор, вузов и частных квартир. Все считали своим долгом указать на замеченные ошибки, лицемерно посочувствовать, а заодно и ехидно позубоскалить. Последним в полной мере воспользовались коллеги-журналисты – они упрямо советовали «выпукивать» газету в рулонах и без текстов. И был еще один странный звонок из психо-неврологического диспансера: ласковый мужской голос вкрадчиво предлагал свою помощь в издании стенгазеты с интригующим названием «Как все».
К вечеру кабинет главного редактора насквозь провонял сердечными каплями. На доске объявлений с трудом уместились приказы со строгими выговорами, о лишении премий, о преступной халатности… Кто-то из сотрудников вспомнил, как в иные годы практиковались бодрые отчеты в стиле «Меры приняты, виновные расстреляны», и прямиком шагнул в многодневный запой, другие внезапно поседели.
Апогеем свалившихся неудач, настоящей карой господней стал выход следующего номера газеты. Как ни мозолили глаза и глазки ответственные лица, как ни читали по буквам каждое слово, но промашка вышла. И не одна. В первом случае исказили фамилию известного на всю область предпринимателя Жалейко, обозвав его Налейко. Во втором – ополчили против себя правоохрЕнительные органы.
Редактора удалось в последний момент вытащить из петли, однако он вырвался из рук спасателей и успел сигануть в окно. Правда, этаж был второй, а внизу благоухала цветочная клумба.
Ответственный секретарь пытался сделать харакири костяным ножом для бумаг, но лезвие, испуганно хрустнув, не взяло грех на душу и сломалось.
– Мысли о самоубийстве давно витали в голове покойного! – хмуро констатировал наш водитель Серега.
* * *
А еще через день стало известно, что Зиночка Федоровна, так и не справившись с болезнью, тихо умерла в своей маленькой квартирке. В похоронах приняли участие две пожилые соседки и три человека из редакции. Надгробной речи не прозвучало, так как все боялись ошибиться в каком-нибудь слове, неправильно построить фразу и тем самым оскорбить память об усопшей.
– Смотри-ка, а ведь она родилась 5 мая, в День советской печати! – толкнув подружку в бок и указав на фанерную табличку с датой рождения и смерти, тихо прошептала молоденькая журналистка. – Кстати, я впервые от нее узнала, что слово «абитуриент» в переводе – уходящий, выпускник, а вовсе не соискатель места в вузе…
– Последний корректор ушедшей эпохи! – грустно подытожила подружка и бережно положила на могильный холмик букетик цветов.