Костровая дымка над затоном.
Беззаботный гомон ребятни.
Нынче вспоминаются со стоном
Жизни перворадостные дни.
И до слёз родим родимый берег
Неспешащей солнечной реки.
Где когда-то я, Санёк, Валерик
Заплывали наперегонки.
Где бодрили первые уловы
Склизких пучеглазых пескарей.
И смеялись сёстры Журавлёвы
Над добычей скромною моей…
* * *
Предрассветно-дремотная отупь.
И храпят у воды жеребцы.
А над гладью бесшумная поступь –
Колобродят седые жрецы.
И воочью идёт волхвованье
Из лучей и завесы. А лес
На другом берегу – как в сказанье –
Китеж-градом снисходит с небес…
* * *
Дно речушки – гладкий щебень.
Берегами – валуны.
Перекатов плавных щебет,
Шелест медленной волны.
Справа-слева – зелень-кипень
Буйных ивовых кустов.
А на небе – мощный сшибень
Серых воздуха пластов.
Вдалеке берёзок свиты
Разбавляют хвойный бор…
Эти северные виды
Привораживают взор.
* * *
Снова яростный рассвет
Щедро выщебетил сны…
Жизнерадостный привет
От нагрянувшей весны!
У неё в глазах лазурь,
В волосах игра лучей,
Прыть шальная от косуль
И азарт от косачей…
* * *
И вновь среди берёз родимых –
Рукоплесканье тишины
И песнопения слышны
Смиренных иноков незримых.
А солнце бликами играет
На бело-розовых стволах.
И чуть парит подножный прах,
И нет тропе конца и края…
* * *
Оранжево-красные сосны
В закатном дыханье светила.
Всё то, что для зрения мило,
Объемлет эфир богоносный.
Откосы утёса крутые,
Породы слоистые складки.
Для глаз эти линии сладки.
А выше – клубы кучевые.
Реки исполинской зерцало,
Невидимый взор отражая,
Просторы дремучего края
Веками веков освящало…
Вид из прошлого
Дома покрыты дранкою, удобства во дворе,
У всех сирени-яблони и сторож в конуре.
А меж оград – проплешина, проулок-тупичок,
Скамеечки со столиком, где выбитый сучок.
Здесь отрочество маялось предчувствием любви.
И ножичком умелые здесь головы-сорви
Своих увековечили в признаниях Натах.
Да памятник рассыпался и превратился в прах…
* * *
Пройдя сквозь пряный дух сеней
И полусонный скрип дверей,
Мы попадаем напрямик
На домотканый половик.
И видим печь перед собой,
И чуем благостный покой.
Картошка стынет на столе –
Её нам хватит на сто лет.
И что чужие облака,
Цивилизации блага,
Когда родное под рукой?
И не прельщает дом другой.
* * *
Я к этой жизни пристрелялся:
К раскисшему в апреле большаку,
К продольным лужам, словно прясла,
И к мутным небесам, и к мужику
На лодке в старице Исети,
Что замер в созерцанье затяжном,
В мои попав меж делом сети
И поселясь в пространстве раздвижном
С берёзкою на низком берегу,
Зелёной дымкою одетой…
Я пристрелялся к жизни этой –
Вобрать в свой холст бездонный всё могу!
* * *
Посетил я Землю с тем ли,
Чтоб, трудяг оставив рать,
Лишь красоты созерцать
Да жевать пырея стебли?
Посетил затем ли мир я,
Чтобы, пахарем не став,
Наблюдать облакостав,
Что идёт небесной ширью?
Всё ж, надеюсь, что недаром
Я следил за стрекозой
Да за дальнею грозой
Над селом каким-то старым…
Кто б ещё восславил эту
Сероглазую с теньком
Кривь-речушку с тальником,
Убегающую в лето?
Кто бы вспомнил плосковерхий
Чёрный камень на мыске?..
Как язык не исковеркай –
Всё не то на языке!
* * *
От дома Жёлобовых лог
Тянулся жёлобом глубоким –
Сбегали мы, не чуя ног,
Его суглинком крутобоким.
Там из-под дна точился ключ,
Журча и летом, и зимою,
Куда порой, слетая с круч,
Мы окунались с головою.
Был целым космосом нам лог,
В него тянуло как магнитом…
Эх, лучше б вновь летать я мог,
Чем быть большим и знаменитым!
Лик из памяти
Баская-баса,
Девушка боса,
Рученьки умелые,
Глазоньки несмелые.
Опускает их,
Как придёт жених.
Сама в платье с рюшками,
Всё стучит коклюшками,
Кружево плетёт
Да себе поёт:
«Встань-ка, ельник зубчатый,
В узор белорубчатый.
Взвейся, соколок,
Белый хохолок,
Полети проворненько
В кружево узорненько.
Взвейся, птичка-рай,
Крыльями взыграй,
Познакомься с соколом
Да останься около.
Солнышко, взойди
На земном пути,
Освети счастливых их,
Вправься в кружевной мой стих!»
* * *
Таня Дрянева, голубка,
Юбка скошенная.
У ней скромная халупка,
Да ухоженная.
Таня Дрянева, красотка,
Губки розовые.
У неё в шкатулке «сотка»,
Бусы бросовые.
Таня Дрянева, невеста,
Глазки-пуговочки.
Уболтает в два присеста
С рюмкой клюковочки.
– Таня-Танечка-Танюша,
Что ж не замужем ты?
– Мой выделывал Ванюша
Выкрутасы-финты –
И направо, и налево
Гулевал, как хотел.
Я терпела его девок,
Но всему есть предел.
Всю любовь-то, извините,
Я повыплакала,
Мужика-осеменителя
В шею вытолкала!
– Что ж, Танюша-Таня-Танчик,
Поступила правильно.
Ждёт меня ещё стаканчик
Да постель расправлена…
* * *
Дороги – вдрызг непроездные.
Весь белый свет – на волоске.
Люблю унылости родные
И растворяюсь в их тоске.
И вот уж я – вон те обрубки
На месте бывшего крыльца
Пустой бревенчатой халупки,
Где вместо крыши – деревца.
И вот уж я – телок бодливый,
Меня ведут на водопой,
Кругом пейзаж неприхотливый –
Околица, лесок рябой.
И вот уж я на мир вон тою
Монашкой-вербою смотрю –
И вижу, что по-над рекою
Простор подобен алтарю…
* * *
Из нутра качбы вагонной
Зрак выхватывает вид:
Золотой восток горит,
Как алтарь многоиконный.
И тебе уже не спится
Под дремотный стук колёс –
И любуешься всерьёз
На пылающие спицы,
Пронизающие тучи,
Убегающий лесок;
И стучится стих в висок…
Что ещё на свете лучше?!
* * *
Эта улочка тянулась снизу вверх –
От речушки до небес дорожкой.
Из резных карнизов, ставней и застрех,
Из заборов и ворот гармошкой.
То ль её узоры я припомнить рад?
Годовую смену красок то ли? –
Вот всё зелено, у изб цветы горят,
Вот белы уже дворы и кровли…
Иль с того она мне кажется родной
И знакомой каждою зарубкой,
Что когда-то повстречался там с одной
Юною приветливой голубкой?
На старом пруду
Полузатопленная лодка,
Кувшинок крупные листы.
Закамышовела серёдка,
А где был пляж – теперь кусты.
Но тот же воздух, то же небо.
И так же греет тишина –
Её забрать с собою мне бы,
Чтоб в буднях тешила она!
Чудо о рассвете
Вот в междуёлочном прогале
Забрезжил отсвет голубой.
Но – как при ковке на металле –
Его сменяет цвет другой.
И вот уж розово-медяно
Метёлки манника зажглись.
И поручейник плошкой рдяной
Как бы подсвечивает высь.
И вот меж елей горн разверзся,
И вспыхнул золотом рогоз,
И прожигает луч насквозь
Мороза кованые взвеси.
* * *
Тень от облака по берегу плывёт,
А вода в пруду болотистом стоит.
Я гляжу на этот вид который год,
На меня который год взирает вид.
Есть ли смысл в происходящем или нет?
Или просто так отрадно на душе?
Там же нарисован лес о пелене
И простор о солнечном карандаше…
* * *
Я исходил исходный мир
И перейти готов в другой
С запасами походными
За грешною душой.
Они включают сто скорбей:
По неустроенности дней;
И по страданиям детей,
Что не отвёл я, хоть убей;
И по себе, родимому,
К страстям не стойкому, увы;
И по невыразимому,
Что тайно рвёт покоя швы!
