Беседы с академиком Абелом Аганбегяном
Вали кулём, потом разберём…
Дальше я попросил академика Аганбегяна коснуться инфляции. Из всех черных дыр нашей экономики, сказал Абел Гезевич, инфляцию я бы поставил на первое место. Почему? Да потому, что при средней в 12%, у бедных она зашкаливает за 20%, а у богатых находится в районе 7%. Дело в том, что больше всего цены растут на продовольствие и услуги ЖКХ. И у бедных они отнимают 50-60% доходов, а у богатых лишь 15-20%. Увеличивается и без того катастрофически высокий разрыв уровня жизни бедных и богатых.
Кроме того, ставки по кредитам всегда определяют выше инфляции, поскольку в кризис, кроме маржи, учитывают еще и риск невозврата кредитов. Ну а дорогие деньги всегда тормозят экономику. Далее, высокая инфляция отрицательно сказывается на инвестициях. Ведь их выгодно привлекать, когда ставки низкие. Поэтому в России невозможна массовая ипотека: она доступна только очень небольшой доле населения, способной оплачивать высокий процент.
Но вот в развитых странах и Китае, сказал Аганбегян, была дефляция – розничные цены в кризис снижались, потому что сильно сократились издержки производства. А на Украине, в Белоруссии и России инфляция была высокая – 10% и выше.
– Почему кризис так сильно поразил Россию?
– Главная причина, – считает Аганбегян, – однобокость нашей экономики, огромная зависимость от экспортных цен на сырье. А эти товары в предкризисные годы очень быстро дорожали. И с 2000 года из 2 трлн экспортных долларов 1,5 трлн оказались подарком России от мирового рынка. Ну зачем в такой ситуации сильно ломать голову?
Смешно сказать, в 1998-1999 годах бюджет России составлял 18 млрд долларов – меньше бюджета Нью-Йорка! А в 2010 году он перевалил за 300 млрд. Шестикратный рост бюджетных доходов и расходов очень сильно толкнул ВВП – объем консолидированного бюджета с внебюджетными государственными фондами в ВВП составил почти 40%. Огромные валютные поступления форсировали рост зарплаты и денежных доходов населения. И реальные доходы у нас росли на 10% ежегодно, в 1,5 раза быстрее ВВП и производительности труда.
Все эти факты важны для понимания природы высокой инфляции. В 2008 году она превысила 13%, а уже на неё наложились сокращение производства и высокая безработица. Сочетание этих факторов породило не просто инфляцию, а стагфляцию, что резко осложнило ситуацию.
Как обычно выходили из кризиса нормальные страны? Прежде всего снижали цены, тогда легче покупать товары. Коли есть спрос – бизнес увеличивает предложение. Вот в США в этот кризис цены на недвижимость упали вдвое, на машины – на 20%. Ставки рефинансирования снизились до нуля в разных странах. Низкие цены и дешевые деньги – два главных стимула выхода из кризиса. Если государство еще подсуетится и даст какие-то льготы, бизнес еще больше оживится. И в Америке сразу решили: если вы сдаете старый автомобиль, то получаете бонус 5 тыс. долларов на покупку нового. А раньше американцы платили 500 долларов за утилизацию автохлама. Конечно, все бросились покупать автомобили, их выпуск очень быстро вышел на докризисный уровень. Автомобильная промышленность толкнула металлургов, другие отрасли.
И наше правительство установило льготу в 50 тыс. рублей, если покупаешь новый авто, сдавая старый. Однако мера, считает Аганбегян, запоздала. Да и 50 тысяч рублей – это не 5 тысяч долларов. Но АвтоВАЗ всё-таки получил заказы на 20 месяцев вперед, а потом эту льготу продлили.
Дальше, продолжал Абел Гезевич, возьмите жильё. Ставки в США по ипотеке упали до 4% – такого никогда не было! Дома подешевели вдвое, стало крайне выгодно их покупать. Понятно, что объемы строительства значительно выросли, а эта отрасль в Америке на втором месте. И на пару с автомобильной промышленностью, они дружно потянули экономику из кризиса. Сейчас дефицит бюджета США сократился вдвое.
В России ЦБ тоже снизил ставки рефинансирования, но потребительские кредиты в 2009-2010 годах стали не дешевле, а наоборот – дороже, чем до кризиса. Выросла неопределенность их возврата. Да, правительство пыталось, что называется, из-под палки заставить госбанки выдавать ипотечные кредиты под 11%, но в США, напомню, давали под 4%, и жилье наше подешевело не так сильно, как в других странах.
Ещё одним тяжким обстоятельством академик Аганбегян назвал огромный внешний корпоративный долг: более 540 млрд долларов. Прежде всего государственных предприятий и организаций. Самым главным должником иностранным инвесторам оказался Газпром – 50 млрд долларов. За ним идут Роснефть, банки и так далее. Наступил кризис, а нам каждый год нужно по 100 млрд долларов возвращать, хотя сами должники и так оказались без денег.
Удар кризиса сильно смягчили баснословные резервы государства. Ни одна страна, кроме Норвегии, не имеет стабфонда. Аганбегян выделил три этапа антикризисных мер. Первый – это октябрь-ноябрь 2008 года. Тогда надо было срочно спасти банки, часть которых стояла на грани банкротства. Правительство и ЦБ стали накачивать их деньгами. Была предпринята небывалая мера – беззалоговые кредиты в массовом масштабе. Кроме того, системообразующим госбанкам были выданы так называемые субординированные кредиты до 2020 года под 8% годовых на 2,2 трлн рублей. Наполовину – безвозмездные, а наполовину – долгосрочные кредиты. И благодаря этим мерам, а также девальвации, удалось, хотя и с небольшими потерями, избежать банковского кризиса. На их спасение израсходовано 5,9 трлн рублей – это самая дорогая часть антикризисных мер.
Вторую группу мер – помощь реальному сектору экономики – ввели в декабре 2008 года. Выделили системообразующие предприятия. Автопром – главный пожиратель кредитов. АвтоВАЗу дали денег больше, чем на поддержку всего сельского хозяйства, на образование, здравоохранение. Очень большие деньги пошли железным дорогам, металлургии. 12 млрд долларов получили Газпром, нефтяные компании. На втором этапе государство потратило 1,6 трлн рублей. Опять же, половина пошла на краткосрочные кредиты, а половина просто подарена.
На третьем этапе правительство приняло программу выхода из кризиса на 2009 год по всем направлениям. Она потребовала дополнительно 1,4 трлн рублей. Сюда включены пособия по безработице, дотации отстающим регионам, создание рабочих мест и т д. После обсуждения Государственной Думой эту программу правительство доработало и утвердило лишь в июне 2009 года – с большим опозданием.
Если к этим трем позициям добавить валюту, потраченную на плавную девальвацию, и несколько статей расходов поменьше, то общую стоимость антикризисных мер академик Аганбегян оценил в 16 трлн рублей. Из них 55% денег – безвозмездное финансирование и долгосрочные кредиты, и только 45% пошло на краткосрочные кредиты, которые надо возвратить государству.
Эти расходы, по оценке Аганбегяна, составили 40% ВВП России. Ни одна страна мира относительно своего ВВП не имела такую масштабную антикризисную программу, хотя в абсолютных цифрах США потратили почти 2 трлн долларов, а Западная Европа – почти 2 трлн евро. Но их ВВП в семь раз больше нашего.
Я напомню, что в прошлогоднем отчете правительства перед Госдумой затраты государства на борьбу с кризисом оценивались только в 2 трлн рублей.
Насколько эффективно сработало государство в кризис, спросил я Аганбегяна? Конечно, ответил он, кризис удалось несколько смягчить. Однако мы сильно запоздали даже с оценкой ситуации в мире. Уже в октябре 2008 года темпы роста наших макроэкономических показателей упали. Уже банкротились банки на Западе, а в США принимали антикризисный «план Полсона». Именно к этому времени относится знаменитое изречение министра финансов Кудрина о том, что Россия – «единственный в мире островок стабильности». И у нас, мол, столько резервов, что готовы помогать другим странам выйти из кризиса. Правительство даже всерьез рассматривало выделение Исландии кредита в 4 млрд долларов!
В результате антикризисные меры принимали скоропалительно, без тщательного анализа и серьезных расчетов. Заёмщиков даже не заставили мобилизовать собственные резервы и возможности. А ведь кризисы чреваты не только сложностями. Кризисы называют очистительными, потому что они избавляют от неэффективных предприятий. А мы значительную часть средств выдали без достаточных обоснований. Сами руководители этой компании признавались, что некоторым банкам деньги оказались не нужны для пополнения ликвидности, и они вывели их на свои счета за рубежом, купили доллары и получали прибыль от курсового роста валюты. Ну, а если поступает дополнительная прибыль, то почему бы не повысить дивиденды, вознаграждение по итогам года руководителям, выдать им крупные бонусы?
К примеру, выделив компаниям Абрамовича 2,2 млрд долларов, правительство не потребовало от него продать два комфортабельных судна, прекратить строительство третьей, самой большой на планете яхты стоимостью 390 млн долларов, продать парк самолётов и поместья стоимостью 90 млн долларов. Можно было бы привлечь стратегического инвестора и для футбольной команды Chelsea или хотя бы разделить затраты на неё…
Как раз в это время, напомнил Аганбегян, президент США принял решение – и оно строго выполнялось – снизить зарплату руководителям предприятий, получающим помощь государства, упразднить бонусы и вообще ввести строгий режим экономии. Мы тоже пришли к этим мерам, но, увы, после выплаты дивидендов и бонусов, когда «поезд» ушел.
Бездумно соря деньгами, страна не сумела даже слегка повернуть экономику к инновациям. Эксперты, говорит Аганбегян, посчитали, что, например, рынок информационных технологий у нас сократился в 2-3 раза. В развитых же странах во время кризиса эти технологии стараются использовать куда как интенсивнее, чтобы снизить затраты, улучшить продажи, эффективнее управлять финансовыми потоками. И нашему государству нужно было объявить налоговые каникулы IT-компаниям, дать им кредиты по низкой ставке, организовать заказы для госпредприятий. И тогда удалось бы избежать столь чудовищного спада. Но что случилось – то случилось…
Продолжение следует.
