В эти дни тюменский писатель Станислав Ломакин отмечает 40-летний юбилей творческой деятельности. За эти годы из-под его пера вышло немало статей, рассказов и повестей. Многие из них он опубликовал на страницах газеты «Тюменская правда».
Второй месяц стояла чудовищная жара, не свойственная для Западной Сибири. Захар Матвеевич, по-стариковски и по деревенской привычке вставал рано. Смотрел на деревню. Она спала перед рассветом: безмолвно, безлюдно и неподвижно. Вот первые петухи отгорланили, и вновь наступила кратковременная пауза до вторых петухов. Старик любил это время. Робкие лучи солнца, пока еще не яркие, золотят крыши изб, вершины деревьев. Все чувства обострены желанием побыть в окружении цветения.
Старик был среднего роста, костистый, широкий в плечах, с коричневым от загара лицом. Его приветливые глубоко посаженные глаза, почти спрятанные под выступающими вперед надбровными дугами, смотрели на все происходящее с душевной теплотой и доброй улыбкой. Редкие волосы на крупной голове были скорее белесыми, чем седыми.
Третий год Захар Матвеевич жил один. Когда была жива Варвара Петровна, они держали корову, гусей, овец, сейчас остались лишь его верные друзья: кот Васька да сибирская лайка Рекс. Семилетний Васька – плотный, с мускулистыми плечами и широкой грудной клеткой. Передние и задние конечности с мощными круглыми лапами. Голова крупная, с широким лбом, хорошо развитыми щеками, длинными усами. Глаза зеленоватого цвета, шерсть короткая и шелковистая, с густым подшерстком. Окрас черный с белыми метками на морде, пушистым хвостом, на котором заметны более светлые кольца. Васька своенравный, хозяином в доме признавал только старика и понимал его с полуслова.
Пес Рекс, который на два года старше кота, вначале ревновал к нему Захара Матвеевича, но затем привык и даже терпел все проказы и провокации Васьки по отношению к себе. Рекс огромный, сильный, с крепким сложением, сообразительный и спокойный пес. Как и кот, черный. Темные с косым разрезом глаза его смотрели на окружающий мир с любопытством и осторожностью. Он обожал и почитал хозяина. Жил Рекс на улице в своей конуре и, если входил в дом, что бывало очень редко, Васька начинал над ним издеваться, провоцировал на скандал: шипел, наскакивал и вцеплялся в шерсть. Васька знал, что могучий Рекс в замкнутом пространстве дома ничего не сможет сделать с ним. Если Рекс втягивался в игру, а иногда и выходил из себя – гневался, то Васька прятался под диваном или заскакивал на форточку, а иногда прямо с форточки прыгал на рядом стоящую в садике яблоню и был таков.
Бывало, что скрывался от Рекса в подполье. В деревенских домах выпиливали в полу отверстие для кошек, а из подполья во двор они выходили через специально вырубленное маленькое оконце, служившее для проветривания. Когда наступала глубокая осень, оконце заваливали землей.
В последнее время Захар Матвеевич неважно себя чувствовал, но когда приезжали из города сыновья, не показывал вида, бодрился и говорил, что все у него нормально, ничего ему не надо. Два дня назад они навезли продуктов, полили все в огороде, истопили баню, попарились втроем. Все было, как всегда, и ничто не предвещало каких-либо изменений. Возвращаясь в город, сыновья просили отца, если что, «звонить по мобильнику».
Утро началось как обычно. Захар Матвеевич помолился, открыл дверцы в теплицах, умылся до пояса из бочки. Рекс и Васька вертелись рядом, ходили между грядок. Старик стал подниматься по ступенькам крыльца в дом и вдруг почувствовал сильный толчок в области сердца. Появились тошнота, слабость, выступил пот. Лицо стало мертвенно-бледным. Опершись рукой о перила, он постоял минуты три, но боль не проходила. Собрав всю волю, он все-таки добрался до постели и рухнул, почти теряя сознание. Васька тут же взгромоздился на грудь старика, как он делал почти каждый день, и стал осторожно запускать свои когти через майку, делая массаж. Захар хотел что-то сказать, но изо рта вырывались лишь хрипы, даже поднять руки не хватало сил. Единственное, что не отказало – это способность думать и понимать, что с ним происходит. Старик чувствовал удивление, подобное тому, какое испытывает лежащий на операционном столе пациент, когда его медленно и неотвратимо подчиняет своей власти наркоз.
На какое-то мгновение он ощутил в душе своей умиротворение и покой, но этот покой сменился тревогой, потом появилось равнодушие, и жизнь стала утрачивать всякое значение. Захар Матвеевич понимал, что с ним случился инфаркт или инсульт. Мобильник на тумбочке гремел уже несколько минут, но протянуть руку не было сил. Старик иногда погружался в сон. Во время рваных сновидений он видел многоэтажное здание: оно выплывало из облаков, а когда облака рассеивались, превращалось в огромное безглазое лицо, обращенное к старику, словно предупреждающее о чем-то важном в его жизни.
Старик лежал без движения уже вторые сутки. Васька время от времени продолжал «массажировать» ему грудь, но хозяин не двигался. Рекс заскочил на кровать, пытался лапой осторожно расшевелить старика, лизал его лицо и жалобно подвывал. Захар Матвеевич все слышал, понимал, но сил на что-либо у него не было, как и страха перед смертью. Он понял, что жизнь заканчивается. Почему-то вспомнились суждения древнегреческого философа Эпикура: «Смерть не имеет к нам никакого отношения, так как, пока мы существуем, смерть еще отсутствует, когда же она приходит, мы уже не существуем». Действительно, смерть и старость страшны не потому, что они грозят человеку, а потому, что не остается никаких чувств, которые испытывает человек большую часть своей жизни. Все то, что вместила наша память, лишено сейчас всякого значения, – думал старик.
Погруженный в свои мысли, он не заметил, как скрылись Васька с Рексом. Через какое-то время кот снова запрыгнул к нему на грудь и стал неистово, углубляя когти, массировать, а Рекс пытался за штанину стянуть Захара Матвеевича с кровати. Но все было напрасно, старика парализовало. По тому, как суетились животные вокруг него, он понял: случилась какая-то беда. В форточку и в дверь стал проникать дым, было трудно дышать. В комнате потемнело, будто средь бела дня наступили сумерки. Он слышал, что на улице творилось что-то необычное, люди выводили из домов детей и стариков, скотину, вытаскивали на улицу ценные вещи. Деревня застонала, запричитала, пугающие столбы густого дыма, словно чудовищные приведения, поднимались над домами и уносились вдаль вместе с криками людей, лаем собак.
Старик понял, что беда пришла из леса. Огонь с бешеной скоростью охватил всю деревню. Он заплакал, понял, что помощи ждать неоткуда, каждый сейчас думает о себе, о своей семье. В обстановке страха люди теряют реальное представление о происходящем.
Пожар добрался и до дома Захара Матвеевича, языки пламени стали проникать через окна, горела крыша. Старик потерял сознание, мобильник еще какое-то время трещал, но и он замолк. Васька и Рекс продолжали тормошить старика, однако и они слабели. Пес завыл от бессилия, а кот, задыхаясь и теряя силы, продолжал массировать лапами грудь, затем уткнулся носом в седые волосы хозяина и замер. Рекс пристроился с правой стороны, подогнув ноги и прижавшись к телу старика.
Так и нашли их, обгоревших вместе, приехавшие пожарные.
