Наш полярный район огромен, говорят, по площади он больше Венгрии. Городок Надым проклюнулся где-то в его серединке.

Из упомянутых просторов я освоил только его северную часть, и то фрагментарно. Путешествовал туда от райцентра, а это триста верст. Вдоль побережья Обской губы походил, много избороздил на собаках, снегоходах, лодках, катерах и вертолетах. А в южном направлении, где климат теплее и начинается зона северной тайги, побывать не довелось.

И вот как-то раз знакомый парень Игорь сказал: «Прикатывайте ко мне в Лонг-Юган, узнаете, что такое глухари и что такое баня». Мы с Лешкой Куролесовым и поехали на присланных за нами «жигулях». Случилось это в середине апреля, когда небесное светило грело уже старательно и морозы спали. А поскольку до поселка, называемого местными в шутку Лондоном, протянулось более двухсот километров, то пить от предчувствия усталости начали сразу. Глядя на бесконечную ленту бетонки, щурились от солнышка и так до места назначения кончили две поллитровки.

По причине столь конкретного разогрева картина мира очень упростилась. Помню, в квартире Игоря подали не заявленных хваленых глухарей, а обычный борщ. Но мы нисколько не обиделись, тем более что спиртное на стол тоже поставили.

Борщ – водка, борщ – водка… Потом просто водка, фраза: «Чего ж вы не кушаете?». Помню собственное молчание и мысль: «Накушался».

Потом Игорь предложил баню якобы недалеко от поселка.

Через полчаса езды на уазике по зимнику вдоль газопровода свернули вправо. Среди редкого невысокого соснового леса “по грудь” в снегу стояли четыре балка-вагончика. Между ними в стерильной белой толще прорыты-прорублены дорожки-окопы. Вечерело.

Один балок заняли мы с Лешей, Игорем и его помощником Серегой. Здесь, в компании с обшарпанным столом и видавшим жизнь магнитофоном, естественно, продолжили выпивку, которая уже приобретала масштабы разнузданной пьянки. Потом, гогоча, как гуси, побрели в баню, занимавшую какой-то другой из четырех балков.

– В третьем живут вахтовики-мужики, а в четвертом – вахтовички-бабы, – на ходу просветил Игорь. Но как выглядит порядок этой заселенности, я тогда не вник. Да и значения не придал.

Баню я люблю. А в сочетании с сугробами – у меня всегда банный экстаз. Тем более – выпивши. В общем, через какое-то время товарищи сказали, что они больше париться не хотят и двигают «домой». То есть в первоначальный балок водку кушать.

– Попозже подойду, – сказал я, на тот момент еще не вполне утоленный паром и снегом.

И тогда случилась эта история.

В очередной раз распарившись и выйдя на снег, я любовался наступающим вечером. Сначала катался в сугробе. Потом ходил по тропинкам, пережидая таянье белой субстанции на багровом теле и высыхание оного. Ходил безбоязненно голый,   ведь за все время нашего пребывания на этом «хуторе» у газопровода вне помещений никто не появлялся. Казалось, наша компания тут одинока, да и то, укрывшись опять же в балке. А снаружи только чистота глубоких снегов, немая торжественность сосен, наступающий сумрак. Да густой пар, идущий от собственного горячего торса. И, конечно, пары спирта в голове. В совокупности – эдакий немой и как бы «зависший» кураж.

Но вот и ноги замерзли. Пора в баньку! Где она? Что-то далеко я ушел по лабиринту этих «окопов»…

Наверное, здесь? Толкнул дверь. В глубине балка ко мне повернули головы несколько играющих в домино мужиков. «Извините!» – дернул я дверь обратно.

«Ни хрена себе! А ведь в каком-то из оставшихся строений бабы сидят. Вероятность нарваться – тридцать три процента. Неловко. С другой стороны – я ж так замерзну… Точнее – замерзаю… Елки-палки, как же пальцы на ногах заломило!»

Сел на задницу, чтобы в ладонях немного погреть оледеневшие пальцы каждой ноги по очереди. Теперь застыла задница. Подскочил. Все четыре вагончика по-прежнему не выдавали персональных функций. «Лё-о-ша!!! – завыл я от отчаяния. – Лё-о-ша!».

Мне ответствовала вечереющая тишина. «Ну вот, одним окочурившимся теперь будет больше… Господи, уже и не до юмора, я же натурально коченею!»

Мысли метались почти панически. Начала пробирать лошадиная дрожь.

– Лё-о-ша!

Тишина.

– Лё-о-о-ша-а!!!

И – о, чудо! – из дальнего балка вдруг вышел Лёша. Крикнул: «Чего ты пляшешь голый на морозе? Одевайся, пойдем домой!».

– А где баня-то?

– Там.

…Так я был спасен.

Лебединое

Юрий ЗУБКОВ

По вышедшей из берегов Тунгуске, сшибаясь и крошась, плывут огромные льдины, сверкающие на ярком веселом солнце полупрозрачными голубоватыми сколами. Крутые южные склоны речной долины уже почти освободились от слежавшегося зернистого снега. Но все еще как-то не верилось, что после бесконечно долгой и лютой зимы наконец-то наступила настоящая весна.

Начальник отряда Игорь Александрович знал, что вскоре после ледохода по большой воде мимо них в Туру пройдет караван судов, среди которых будет и экспедиционная самоходная баржа со всем необходимым для нового полевого сезона. На таежной базе экспедиции Аллюне ее быстро разгрузят, и после этого она придет к ним на Шпат, заберет их и перевезет на новое место. Поэтому уже теперь они заблаговременно упаковывали инструменты, палатки, спецодежду и другое снаряжение – все, что понадобится там. Укладывали в специальные ящики и добытые за зиму кристаллы исландского шпата.

Устав от этой нудноватой работы, Игорь Александрович вышел из избушки, достал из последней пачки сигарету, неторопливо размял ее прокуренными желтоватыми пальцами, прикурил и с наслаждением затянулся. Был чудесный солнечный день. В прозрачном голубом небе величаво плыли редкие облака; на темном фоне скал и тайги редкими зелеными пятнами выделялись одинокие кедры; в ложбинах и на северных склонах ослепительно блестел снег. Геолог прислушался. К привычному шуршанию ветра в голых вершинах лиственниц добавились новые весенние звуки: с Тунгуски доносился шум ледохода, по многочисленным ложбинкам и промоинам чуть слышно журчали пока еще совсем несмелые ручейки.

Вдруг из-за нагромождения скал, угрюмой толпой подступивших к самой реке, появились лебеди. Громко перекликаясь, они летели в насыщенной солнечными лучами голубизне и на темном фоне тайги и скал казались полупрозрачными, сказочно неправдоподобными существами. Невольно подавшись вперед, геолог неотрывно смотрел на них из-под ладони, и в его груди вздымалась жаркая волна восхищения и восторга…

И тут за его спиной один за другим грянули два выстрела. Он оторопело оглянулся и увидел Кешку, перезаряжавшего двустволку и хищно поглядывающего на птиц. Лебеди шарахнулись в стороны и стали набирать высоту. Только один из них, тяжело взмахивая крыльями, медленно снижался, удаляясь в сторону скал.

– Что же ты натворил?! И как только у тебя рука поднялась на такую красоту?!

– А чо на их глядеть-то? – осклабился Кешка. – Однако само мясо с доставкой к нам припожаловало! За рябками поухлястывай-ка по буеркам, а этого и одного нам дня на два хватит!

– Э-эх! Твоя воля – так ты бы всю живность в тайге перевел! Ведь ты на белый свет не глазами, а брюхом своим ненасытным смотришь. Теперь-то уж делать нечего: раз сбил, так иди и ищи, да без него не возвращайся! И заруби себе на носу: по лебедям больше стрелять не смей! Хватит с тебя и рябчиков!

– Ну, ты уж скажешь тоже, – обиделся Кешка, – чо я, без понятия, – чай, на развод маненько оставил бы! Для всех ведь старался, особливо болящему Ивану гусятина будет пользительна… Вот только унты надену, да и слетаю за ним. Место, где он рухнул, я верно заприметил, – и раздосадованный Кешка ушел в избушку, недовольно бормоча что-то себе под нос.

Радостное весеннее настроение у Игоря Александровича сразу же пропало. Он постоял еще немного на солн-цепеке и тоже возвратился в избушку. Придвинув тяжелую лиственничную скамью к столу, они вдвоем с прихворнувшим Иваном снова принялись укладывать в ящики кристаллы шпата, предварительно укутывая каждый из них ватой.

Кешка, невысокий крепыш с густой русой бородкой, плутоватыми быстрыми глазками и носиком-пуговкой, был по-чалдонски хозяйственным и обстоятельным. Даже теперь, наверняка зная место падения лебедя и что до скал и обратно можно обернуться за какой-нибудь час, он тем не менее основательно обулся и оделся, будто бы уходил на целый день. Потом зарядил один ствол жаканом, а другой – «на рябка» и только после этого отправился за лебедем.

Минуло больше двух часов, а Кешки все не было. Хотя Игорь Александрович и был уверен, что с ним, прирожденным таежником, ничего страшного не приключилось, однако времени прошло многовато и нужно было отправляться на поиски. Но не успел он одеться, как в коридорчике послышались легкие Кешкины шаги, и сам он появился на пороге, да только с пустыми руками.

– Игсаныч, вишь, како дело: лебедя-то я нашел, но добраться до него одному никак несподручно. Уж я всяко-разно пробовал: и снизу, и сверху – ни в какую! Может, возьмем веревку, да и сбегаем вдвоем, а? Моментом управимся, ей-бо! Я уж обмозговал, как ловчее к нему добраться. Там под уступом такая небольшая площадка имеется, вот он на нее в аккурат и угодил!

– Ладно уж, придется сходить – не пропадать же лебедю напрасно. Пока сапоги надену, достань-ка из вьючника капроновый фал, он надежней веревки!

Потрескавшийся и порыхлевший наст держал плохо, но по Кешкиным следам они довольно быстро добрались до бесснежного косогора. Напитавшийся талой водой мох смачно чавкал под ногами. Кирзачи геолога стали промокать, захлюпало и в унтах у Кешки. На крутом подъеме дыхание у него сбилось. То и дело сплевывая густую тягучую слюну, он упрямо карабкался вслед за геологом, который ходко шагал впереди и, казалось, совсем забыл о спутнике. Наиболее крутые участки пути им приходилось преодолевать на четвереньках. Наконец они добрались до места, сняли обувь, вы-крутили портянки и носки, немного отдышались. Высота уступа, с которого предстояло спускаться, была всего пять-шесть метров, но лебедя сверху не было видно.

– Да ты не сумлевайся, он как раз под этой листвянкой. Я ее сразу за-приметил: вишь, две верхушки у нее, – уверял Кешка, быстро стягивая с себя ватник и обвязываясь концом фала. Унты он надевать не стал: в носках и легче, и сподручнее…

– Хорош! – глухо донеслось снизу. И фал сразу же ослабел. – Как раз к нему угодил. Ух ты, матерый какой! Никак кликун, вот так добыча!

– Будет тебе его разглядывать! Привязывай поскорее, а то уже ноги в сырых носках начинают подмерзать! Сначала лебедя вытащу, а потом – тебя!

– Лады! Кажись, надежно привязал, тяни!

Геолог вытащил лебедя, осторожно, словно боясь причинить ему боль, отвязал его и сбросил конец фала Кешке. На земле мертвый лебедь выглядел совсем по-иному, чем живой, летящий в голубом прозрачном небе на фоне розоватых облаков. Теперь он уже не казался полупрозрачным сказочным существом и все-таки был удивительно белым и чистым, лишь в уголках желтоватого клюва запеклись несколько алых капелек…

Снизу послышался возбужденный голос Кешки:

– Игсаныч, во чудеса в решете: в том самом месте, где он об камни шибанулся, агромадный кристалище шпата из скалы торчит, ей-бо! А рядом – еще один, только помене, сидит, вроде паука в тенетах! А заместо паутины от него во все стороны тонкие белые кальцитовые жилки разбегаются! Видать, шпату тут – навалом! И как только мы его раньше-то не заприметили?!

– А так и не заметили: ведь кристаллы и прожилки кальцита не видны ни снизу, ни сверху… Вот ты лебедя сбил, а он нам кристаллы указал!

Кристаллы исландского шпата в этом месте оказались почти бесцветными и удивительно прозрачными, с малым количеством дефектов. Небольшая разведочно-добычная пар-тия вела потом здесь в течение нескольких сезонов разработку этого ценнейшего оптического сырья. И называли это месторождение Лебединым.