Оно – такой символ жизни, который греет и вдохновляет
Тодор ВОИНСКИЙ (фото автора)
Художник Алексей Чугунов, отметивший недавно семидесятилетие, представил на суд зрителей на юбилейной персональной выставке в областном Музее изобразительных искусств более сотни своих работ, выпустил соответствующий альбом с их репродукциями под названием «Цветовая конструкция». В основном это станковая живопись и некоторые монументальные творения, выполненные им в Тюмени и области.
«Своеобразный конструктивизм художника нельзя назвать бесстрастным, в его живописных произведениях сохранен первый эмоциональный импульс, трепетное отношение к увиденному, а необычайный взгляд автора только подчеркивает его восхищение перед многообразием, неповторимостью, многоликостью реальных форм, – отмечает искусствовед Татьяна Борко. – Увлекательность творческой манеры Чугунова основана на умении найти гармонию между сухой геометрической формой и цветовой пластичностью (словно одно создается посредством другого), между экспрессивным впечатлением и спокойной продуманностью художественного решения, между интенсивностью отдельных цветов и уравновешенностью общей колористической гаммы».
Алексей Сергеевич использует по ходу беседы формулировки типа «почувствовать в природе творца, использовать ее подсказку и создать свою вторую реальность», «ощущение родства с вселенной», «стремиться к запредельному, искать новый непохожий путь», «разработать плоскость так, что она приобретает духовное пространство», «дух вещи, местности, предметов», «изображение ощущений», «звучание духа». Однажды творцу подарили хорошую книжку с дарственной надписью-пожеланием «Самое главное – не быть цезарем, а иметь свой Рим», где подразумевалось, что неординарный Чугунов обязательно увидит в слове «Рим» и обратное прочтение – «мир». Иметь свой мир, жить в своем мире – творческое и житейское кредо художника. Даритель прекрасно знал это и лишь тонко констатировал факт.
Специалисты называют его творческий стиль авангардом. «Авангард – это хорошо, это всегда что-то новое, – соглашается живописец. – Хотя для меня как художника не существует каких-либо определений – это удел искусствоведов. Я занимаюсь творчеством, постоянно ищу что-то необычное, неповторимое. Меня особо не волнует, как это называется. Одним словом, живу, нахожусь в пространстве времени и жизни».
В свое время, в 1974 году, завершая учебу в Ленинградском высшем художественно-промышленном училище имени В. Мухиной, Алексей Чугунов защитил диплом на «отлично». Ему предлагали работать в «северной столице», в экспериментально-монументальной мастерской по фасадам зданий, но он уехал в Сибирь – в Тюмень. Сюда его пригласили на работу в Управление архитектуры главным художником. Четыре года спустя окончательно ступил на творческую стезю. Трудился в тюменском отделении творческого Союза художником-монументалистом. Занимался росписями, мозаикой, витражами, объемно-пространственными композициями. Вся эта монументальная живопись связана с архитектурной плоскостью – в интерьере и на фасаде. Здесь требуется очень чутко найти синтез-единение изображения и архитектуры, чтобы эмоционально создавался законченный образ. Более десятка различных объектов выполнено им в Тюмени и области. Но у него, говорит, несоизмеримо больше нереализованных эскизов. Так бывает, особенно после так называемой перестройки, когда это искусство стало невостребованным.
«Затем я посвятил себя станковой живописи, где тоже присутствуют элементы монументалистики с ее символикой – то, что видишь, знаешь, чувствуешь… Это мое, личностное, представление о гармонии, она может быть как-то зашифрована, и потому изображение открывается созерцателю не сразу. Сколько человек смотрит, столько и находит новое, делая для себя открытие в каждое следующее мгновение – это как медитация. В изображении заложено всё, но каждый зритель видит по-своему, находит что-то личное. Когда он смотрит на произведение, получается релаксация своего рода, расслабление – картина может вдохновить или успокоить, настроить на какой-то лад. Ведь, по сути, созерцатель в той или иной степени является соавтором творца, добавляя к произведению художника свое восприятие, видение. И если в работе заложен «неодноразовый смысл», глубокий образ, она читается снова и снова. Как в поэзии или в музыке, где тоже всё есть – и человек, и природа, и космос, и микромир, и макромир, и абстрактная структура. Здесь участвуют и зрение, и ассоциативные возможности созерцателя, его знания, начитанность, культура. Смотреть, быть зрителем – тоже большое искусство, особый дар восприятия, как, к примеру, наличие музыкального слуха».
Какими же изобразительными средствами пользуется живописец?
«Это цвет, цветовое пятно, линия, силуэт, ритм изображения и обязательно какой-то минимализм, – рассказывает А. Чугунов. – То есть не ставлю задачи зафиксировать всё, до последнего штриха или мазка, а оставить некую недосказанность. Дело в том, что я не натуралист, а беру образно, нахожу изображение, очень трудно открываю его для себя, как ученый какую-то сферу. И если что-то получается, то это мое непосредственное видение, прочувствованное, может, частично зашифрованное. Такой образ, произведение, которое словесно необъяснимо – его нужно смотреть. И главное здесь – ЧТО оно вызывает в момент созерцания. Меня часто просят объяснить, но это невозможно. Всё, что хочу сказать, написано мной языком живописи. Вообще-то и природу, и человека, и весь окружающий меня мир я рассматриваю как космос, где всё едино. Больше всего своих произведений посвящаю солнцу – оно для меня такой символ жизни, который греет и вдохновляет. Такой, знаете ли, блуждающий персонаж – то приходит весной, то уходит по осени. И создает по ходу то теплоту, то холодность. Всё это мне очень приятно – с детства. Затем в череде персонажей у меня – облака, деревья, цвет. Считайте, что это моя своеобразная символика. Мир предметов – мое особое видение. Но, повторяю: я их не копирую, это мне не нужно. «Фотографичность», воспроизведение «точь-в-точь», не дает импульса мысли. А в монументальном искусстве с его декоративностью, читаемостью с большого расстояния, гармонией с архитектурой это все соединяется. В работах создаю самый минимум, скорее – символ, образ, вмещающий в себя многое и рассчитанный на образное мышление и восприятие. При всем при том не отрицаю устоявшиеся символы – созидания, разрушения, любви, мира, счастья, света... К сожалению, сегодня человек не мыслит, духовно не развивается, он ведет себя по жизни исключительно как потребитель. И таких людей сегодня большинство. А для верного восприятия, по моему глубокому убеждению, общество должно быть гуманным, чутким и гармоничным».
Сибирь, признается собеседник, притягивала и тем, что на ее обширном пространстве есть место под названием «Плато Путорана» – севернее Подкаменной Тунгуски. «Помнится, еще у писателя Г. А. Федосеева есть такой мудрый эвенк Улукиткан. Проводник. Меня поразило то, как он знал природу. Ему в этом смысле близок описанный Арсеньевым удэгеец Дерсу Узала. Горная таежная Сибирь манила какой-то своей загадочностью, первозданной силой. Я действительно очень люблю природу, но по иронии судьбы я в тех местах… так и не побывал».
