Таков рефрен книги нобелевского номинанта из Ханты-Мансийска
Роман хантыйского писателя и общественного деятеля Еремея Айпина «Божья Матерь в кровавых снегах», вышедший несколько лет назад, переиздан в этом году в Питере в серии «Будущие нобелевские лауреаты» (видимо, в связи с недавним выдвижением автора на соискание самой престижной награды в мире).
На встрече с тюменскими читателями в последних числах ноября в Тюмени гость из Ханты-Мансийска услышал в свой адрес много добрых слов и пожеланий. Одно из них звучало так: «Премию дали другому, но у Нобелевского комитета всегда есть шанс исправиться и все-таки восстановить справедливость…».
Книжку определяют как трагическое повествование. Речь идет о событиях 1933-1934 годов – о восстании коренных народов Обского Севера, не захотевших покоряться советскому режиму, о кровавой вселенской драме, начавшейся вместе с большевистским переворотом и продолжившейся в тридцатые и все последующие годы двадцатого века. «Остяки терпели советскую власть ровно семнадцать лет, – пишет Айпин в прологе. – Когда совсем отчаялись – подняли восстание. Чашу терпения переполнила последняя капля: красные осквернили святая святых – остров посреди Божьего озера, что в верховье реки Казыма, куда никогда не ступала нога чужеземца». Безнаказанность и произвол, ставшие обыденностью во всей остальной стране, в восприятии жителей этих мест выглядели дикостью, ничем не оправданной жестокостью, преступлением, попранием всего святого и, естественно, требовали отпора. Безжалостная в своей правдивости история.
Да, это чудовищно, когда седеют младенцы, когда брат убивает брата, когда люди превращаются в нелюдей. Но задача писателя, считает Айпин, – это укрепление духа, врачевание души. Это свое творческое кредо он озвучил вновь. И, похоже, оно и стало его путеводной нитью при создании романа, подсказало верное решение. Дабы не погрузить себя (а затем и читателя) в беспросветный мрак нечеловеческой жестокости, он наряду с описанием трагедии остяцкой семьи, погибшей в кровавой бойне, ведет как бы вторую сюжетную линию – линию надежды. Айпин пишет, что согласно верованиям его народа «воины, погибающие в бою, и все люди-человеки, преждевременно ушедшие из жизни, отправляются в Верхний мир, в мир богов, там, в укромном уголке… есть священное место, куда уносятся их бессмертные души… Там начинается жизнь после смерти». Литературоведы называют этот прием «традицией магического реализма», когда для писателя важна прежде всего идея о том, что жизнь не имеет предела. И невинно убиенные возвратятся на землю. «И Белый царь, побродив по Небесным слоям необходимое число лет и зим, вернется». Такова всеспасительная мифология коренных северян, объединившая трагические судьбы своих предков и семьи последнего русского монарха. «И снова Белый царь взойдет на свой трон и начнет править Россией, русским народом и всей Российской землей. …И возродится царь, ибо человеку он так же необходим, как и Бог, как и Солнце, как и Луна». Кстати, писатель приводит известную и по-своему наивную хантыйскую легенду о том, что остяки могли спасти Николая II и его семейство, но не успели. Хотя он находился «на окраине наших земель… недалеко, в Тобольске».
Автор подводит нас к мысли, что величайшая трагедия XX века – наша общая боль, и она до сих пор не преодолена ни хантами, ни русскими. А также другими народами страны, в той или иной мере утерявшими вместе с гибелью лучших сыновей и дочерей идеалы предков, а значит – свою изначальную сущность. Или, как теперь говорят, – идентичность. Некоторые считают, что, создав свою «Божью Матерь в кровавых снегах», Еремей Айпин предпринял титаническую попытку залечить раны как своего древнего этноса, так и русского народа, попытку вернуть им жизненные силы, энергию жизни. Поэтому неоднократно, рефреном, звучит в книге утверждение: «Мы поддерживаем дыхание всякого человека, кто к нам приходит, не спрашивая, кто он и чем занимается», «Надо беречь дыхание каждого человека. Наша земля огромна и хороша тем, что мы здесь бережем жизнь любого человека. И русский, попадая сюда, становится малым народом. Поэтому и жизнь его становится бесценной, и мы его оберегаем так же, как и остяка».
Роман, по мнению участников встречи, еще предстоит осмыслить, оценить по достоинству – как художественное явление в нашей культурной жизни.
