Непросто писать о собачках, которые жили у нас на аэродроме и всей своей короткой жизнью являли пример преданности службе и людям. О собачках, потому что они действительно были собачками, а не собаками. Маленькими и очень симпатичными. Это была династия собачек, выросших на аэродроме. Кроме добросовестной службы по охране самолётов, они любили летать и прыгать с парашютом. Боюсь показаться слишком сентиментальным, ведь многое зависит от восприятия и натуры читателя. Удивительные собачки!
Тузик
Я начал летать в этом аэроклубе в 1950 году. Аэродром находился недалеко за городом. Теперь это район улиц имени Лагунова и Фёдорова. Сохранилась только небольшая рощица. Приходили мы на аэродром очень рано, выкатывали из ангара свой самолёт По-2, проводили предполётную подготовку. У наших ног постоянно вертелся пёсик по кличке Тузик.
Очень симпатичный и понятливый пёсик. Он очень любил летать. Как правило, перед началом полётов один из инструкторов вылетал на разведку погоды. Когда инструктор направлялся к самолёту, Тузик вертелся у его ног. Пёсик прекрасно понимал, что сейчас лётчик полетит. После того как инструктор подходил к самолёту, Тузик опережал его, ставил лапы на крыло (высота нижней кромки крыла По-2 равна приблизительно сорока пяти сантиметрам) и просился в кабину. Повизгивал и умолял взглядом. Как только получал команду: «Тузик, на крыло!», махом заскакивал на крыло, ставил лапы на борт кабины и ждал дальнейших распоряжений. Поступала команда: «Тузик, в кабину!», и пёсик усаживался на сиденье во вторую кабину. Поставит лапы на борт и смотрит теперь уже строгим взглядом. А как же, полёт – дело нешуточное!
Тузик любил смотреть на землю с высоты. Он понимал толк в земной красоте. Хорошо знал всех курсантов и никогда на них не лаял, но стоило появиться на аэродроме чужому человеку да ещё приблизиться к самолёту, как Тузик превращался в настоящего зверя. Лаял очень громко, наскакивал на чужака, иногда даже цеплялся за ноги. Не мог переносить «чужака» рядом с любимым самолётом.
К курсантам он относился с уважением, а к инструкторам даже с почтением. Он знал, кто курсант, кто инструктор, кто начальник. Как это ему удавалось? Удивительная способность! Службу по охране территории аэродрома он нёс великолепно.
После некоторого перерыва я снова стал ходить на аэродром, но Тузика уже не было в живых. Он оставил после себя хорошее потомство. Потомство собачек, любящих летать. Вот это родословная! Вот что значит зов неба!
Находка
Так звали собачку, жившую на ДОСААФовском аэродроме. Она приходилась Тузику близкой роднёй. Взгляд, внешний вид и манеры – всё напоминало Тузика. Вот только окрас был у неё белым. Небольшая и очень ласковая собачка.
Лётчиков она узнавала издалека, но чужим не позволяла приблизиться к ангару. И в отличие от Тузика не любила летать. Рассказывали, что она плохо перенесла пилотаж. Она весьма продуктивно воспроизводила потомство, не особенно заботясь о чистоте породы.
Находка очень любила своего хозяина – аэродромного сторожа Павла Петровича. Однажды, когда курсанты разошлись по домам после разбора полётов, мы, инструктора, задержались в методическом кабинете. С «устатку» выпивали и слегка закусывали. Тепло, тихо и уютно. Находка, как всегда, сидит рядом со столом начальника. Случайно нам попал на глаза заголовок из газеты: «Находка отмечает своё совершеннолетие». Находка – это порт на Дальнем востоке. Нам всё равно, лишь бы был повод съездить за вином! У Находки день рождения!
Она была членом нашего коллектива. Находка ела всё, что мы приносили из еды и пила то же, что пили мы. Она ела селёдку и солёные грибы, огурцы и помидоры. Не брезговала ничем. По всей вероятности, это и послужило причиной её долгожительства. После выпивки всегда уходила в лесок и распевала песни.
К старости у Находки выпали зубы, она стала плохо видеть и слышать. За три дня до своей кончины ходила в лесок и рыла там ямку. Павел Петрович говорил, что Находка скоро умрёт. Ночью в небе были очень яркие звёзды и луна. Находка долго выла, глядя на луну. Это был реквием, апофеоз её жизни на земле. Она прощалась со всем, что её окружало, прощалась со всеми, кого любила. Она любила многих, и многие любили её. Она прожила долгую и полную всяких превратностей собачью жизнь. Она готовилась ко встрече с вечностью.
Однажды, придя на аэродром, мы не увидели Находки и поняли, что её больше нет. Павел Петрович подтвердил это. Он сказал, что перед смертью она подошла к нему и долго ласкалась, а из глаз её лились слёзы. Павел Петрович плакал вместе с Находкой. Потом она, качаясь на своих слабых ножках, ушла в лес и больше уже не показывалась. Павел Петрович нашел её на том месте, где она себе приготовила ямку.
Умерла Находка на двадцать втором году жизни. Помянули мы её, как и подобает поминать верных и преданных друзей.
Философ
Находка оставила после себя собачку неизвестной породы. Какого-то таксоподобного пёсика тёмно-каштанового окраса. Прозвали мы его Философом. Удивительный был пёсик! Отцом его, как это нетрудно догадаться, была такса. Но какая-то не совсем нормальная такса. Это существо было похоже на докторскую колбасу с четырьмя ножками-сосисками. На том месте, где должны быть уши, висели какие-то лоскуты, свисавшие до земли. Короткий хвостик. Почему Философом? Взгляд у этого пёсика был, как у философа. Сократ, да и только! Казалось, вот-вот заговорит.
Пёсик был на редкость спокойным. Никогда ни на кого не лаял. Сидел себе в сторонке и наблюдал. Умел смеяться. Бывало, кто-нибудь расскажет что-то смешное, мы покатываемся со смеху, глядим, и Философ смеётся. Он даже издавал звуки, похожие на смех. Хохотал до слёз. Глядя на него, мы ещё больше покатывались со смеху. Ко всем он относился ровно. Ни перед кем не заискивал, не лебезил, не путался под ногами. Может быть, чуточку выделял меня, а, может, мне так просто казалось. Я очень любил этого пёсика.
После смерти Находки на аэродроме стало скучновато. Не хватало нам чего-то. Философ по своему характеру не мог заменить Находку.
Продолжение следует.