Не так давно ехал из Тугулыма на пригородном поезде. Словоохотливая старушка Прасковья Васильевна рассказывала попутчице истории, связанные с ее кошкой Муркой. Стал невольным слушателем.
– Живу я одна, – поведала она, – четырнадцать лет, как похоронила мужа. Стала замечать в последнее время, что разговариваю сама с собой. Впрочем, неудивительно, ведь, кроме кошки Мурки, у меня собеседников нет. Надо сказать, что питомица моя умная, все понимает, даже замечает, какое у меня настроение, чувствует, если я чем-то расстроена. Пытается как-то отвлечь хозяйку от тягот, ждет, чтобы с ней поиграли. Правда, не со всякой игрушкой будет забавляться, вот, например, на детский мячик не охотится – не может уловить, когда он подскакивает. Другое дело – бумажка, она ее катает, подкарауливает, как мышку. Кстати, о мышах. Как-то я пожаловалась на трудную жизнь, посетовала, мол, никто мне не помогает, а моей пенсии не хватает, чтобы покупать молоко, колбасу и кормить себя и ее. «Ты, Мурка, – говорю ей, – половила бы мышей, жизнь наша с тобой все труднее и труднее делается. Вот уже и за квартиру, воду, свет надо платить». Мурка сидела рядом со мной на кровати и словно вслушивалась в каждое слово. После моего упрека кошка дома не ночевала.
Утром Прасковья Васильевна обнаружила на крыльце дома девять мышек. Мурка оказалась рядом, она терлась о ноги хозяйки и мурлыкала, словно говорила: «Не попрекай меня хлебом».
– «Прости меня, грешную, Мурочка», – обратилась я к кошке, – продолжила свой рассказ старушка. – Спала Мурка обычно зимой на теплой батарее или кровати. Услышав мои шаги, обязательно встречала у двери. При этом у нас с ней установился ритуал: Мурка валится на пол, вытягивается во всю длину своего тела, при этом голова ее поднимается, хвост откинут. Так она лежит на боку, наблюдая за мной. Я же неизменно повторяю: «Ну, сейчас, сейчас Мурку поглажу, только вот сниму пальто». Глажу я ее с головы до конца хвоста. Она закрывает глаза, жмурится от удовольствия. Если беру кошку за передние лапы, то она втягивает свою лобастую голову так, что почти исчезает шея и только из груди торчит голова.
– А еще расскажу такой случай, – разоткровенничалась Прасковья Васильевна. – Попрекнула однажды Мурку тем, что она приносит не по одному, а по шесть-семь котят. Прокорми такую ораву! И что вы думаете? Ходила моя кошка на сносях и вдруг вернулась с прогулки пустая. Из дома никуда не выходит. Куда она подевала котят? Я всю ограду обшарила, обошла соседние дворы, сараи, лазала на вышки домов, смотрела под крыльцом – не нашла. Грех-то какой с моей стороны!
Эта была последняя история Прасковьи Васильевны. Поезд подходил к Тюмени. А я подумал о том, что часто мы, люди, ощущаем высочайшую любовь животных к себе, которая не поддается никаким объяснениям. Да и надо ли объяснять? Надо просто отвечать «братьям нашим меньшим» взаимностью.